Его глаза потемнели.

— Это так… Но за прошлую бесконечную неделю я наконец что-то стал понимать.

— Понимать? Что именно?

— Я так боялся потерять дорогих мне людей, что лишился самой способности жить.

Марджана промолчала, боясь расплескать наполнявшую ее радость.

— Может, я и не могу управлять судьбой, — тихо признался Мехмет, — и не сумею гарантировать победу. И кто знает, может, и потеряю людей, которых люблю. Но стремиться к цели и проиграть намного лучше, чем жить, как унылая устрица, опасаясь всего на свете, без радости и счастья, без близких и родных. — Он сжал ее руки. — Ты — моя радость и счастье, Марджана.

— О, Мехмет! — Она громко всхлипнула.

Его взгляд смягчился, но руки так и не разжались.

— Я не сразу понял это. Слишком долго я мечтал о тебе. Ты была моим ангелом-хранителем, любящим духом, который заботился обо мне и помог выжить в этот последний чудовищный год войны. Но даже после этого ты не давала мне покоя. Я был одержим очаровательной женщиной, которая предложила мне утешение.

Он выпустил ее руку и нежно погладил по щеке.

— Я вернулся на Эгрипос, потому что хотел убедиться, что все мои чувства реальны. Опасался, что это просто фантазия, возникшая в лихорадочном мозгу солдата, а волшебство той ночи — всего лишь чары, знаменитая магия острова. Решил узнать, действительно ли страсть, которую мы делили той ночью, мне не пригрезилась. Я нашел ответы, Марджана.

Марджана прикрыла глаза, потрясенная безумным водоворотом чувств, захваченная отчаянной надеждой, робко расцветающей в душе.

Мехмет встал и поднял ее на ноги.

— Знаю, ты считаешь, что я сделал предложение только потому, что так велел мне долг. Но ты ошибаешься. Я хочу, чтобы ты была моей женой, Марджана. — Он сжал ладонями ее лицо и чуть коснулся губами губ. — Я действительно истекаю кровью. Ты хотела отослать меня, но я скорее вырежу себе сердце, чем расстанусь с тобой. Я люблю тебя, Марджана.

Он увидел в ее глазах изумление и сомнение. Однако она долго молчала, прежде чем заговорить.

— Ты… действительно любишь меня?

— Так сильно, что это меня пугает.

Слезы покатились по ее щекам, терзая душу Мехмета.

— Во имя всего святого, милая, только не плачь! Ничто в этом мире не стоит твоих слез!

— Мне и в голову не приходило, что ты можешь меня полюбить.

— Иди ко мне…

И когда его руки обвили ее плечи, она спрятала лицо на его груди, пытаясь остановить поток слез. Мехмет прижал губы к ее волосам.

— Не знаю, смогу ли перенести ужас потери, но я абсолютно уверен в одном: без тебя мне не жить. Ты вернула мне радость жизни. Ты дала ей смысл. Ты — моя жизнь. Без тебя я только существовал.

Марджана беспомощно всхлипнула. Наверное, не стоит сдерживаться: ведь она плачет от счастья!

— Знаешь, думаю, я полюбил тебя с нашей первой ночи в развалинах, — тихо признался он.

— Я тоже, Мехмет. В ту ночь я безнадежно в тебя влюбилась.

Он отстранился, пристально изучая ее лицо.

— Это правда?

— Конечно. О Мехмет… Я так тебя люблю, что выразить не могу. Ты для меня — все на свете.

Марджана не успела опомниться, как он подхватил ее и закружил, сжимая так яростно, что заныли ребра. Наконец он поставил девушку на пол. Перед глазами все плыло, но она смеялась сквозь слезы. Мехмет продолжал крепко обнимать ее и, кажется, вовек не собирался отпускать.

— Если ты любишь меня, во имя бороды пророка, почему же отказала?!

Марджана нерешительно улыбнулась:

— Я хотела, чтобы ты сам выбрал свою судьбу. Чтобы никто не принуждал тебя жениться на мне или вступать в наш орден. Не могла видеть, как ты терзаешься из-за меня. Я знала, что все кошмары вернутся, если ты не сможешь смириться с тем, что я «страж».

— С этим я смирился, — заверил он, хмурясь. — Хотя не могу поклясться, что не буду тревожиться, когда ты уедешь на задание. Думаю, придется держать в узде чувства.

— Даже если иногда мне прикажут уехать без тебя?

— Даже в этом случае.

Она прерывисто вздохнула и снова прижалась к нему.

— Я все еще не верю, что ты стал «стражем».

— Думаю, Анвар бы тоже хотел для меня такой участи, — тихо признался он.

Сердце девушки заныло от жалости к этому сильному человеку.

— Я тоже так всегда считала. Но распрощалась с надеждой.

— Похоже, только мэтр верил в меня, — заметил Мехмет. — И очень обрадовался, когда получил мое согласие.

— Ты знаешь, я подумала, что смогла бы жить с тобой и в Кордове… Если бы ты уехал отсюда. — Наконец Марджана выдала свою тайну.

Мехмет замер.

— И ты принесла бы для меня эту жертву?

— Да. Но теперь выходит, что жертву приносишь ты.

— Нет, это не жертва, любимая. Я буду счастлив жить с тобой где угодно. Я не намерен мешать тебе стать настоящим врачом. Хотя планирую привезти на Эгрипос хирурга, который заменит старика Бадр-ад-Дина, чтобы ты не довела себя до полусмерти, занимаясь его пациентами.

Марджана подняла на него улыбающиеся глаза.

— Ты думаешь, что сможешь найти отважного доктора, который решился бы провести жизнь в этой глуши?

— Абсолютно в этом уверен. Я знаю нескольких отличных военных врачей, которые после войны остались без работы и наверняка согласятся занять место Бадр-ад-Дина.

Она коснулась губами его щеки и недоверчиво покачала головой:

— Мехмет, ты действительно хочешь жениться на мне? Но какая из меня жена? Меня могут вызвать к больному… Я могу отправиться в экспедицию…

— Мне все равно! — уверенно проговорил Мехмет. — Я хочу жениться на тебе, любимая, и не приму отказа. Если ты и на этот раз не согласишься, я стану донимать тебя, пока ты не сдашься.

Марджана засмеялась сквозь слезы:

— Тогда лучше мне сдаться сразу.

Когда его губы растянулись в столь привычной колдовской улыбке, Марджана снова закрыла глаза, умирая от желания ущипнуть себя и убедиться, что это не сон.

Мехмет, похоже, испытывал то же самое.

— Повтори еще раз, мой ангел. Скажи, что любишь меня.

— Я люблю тебя, шейх Мехмет бей Мейт. И буду любить сейчас, всегда и вечно, — прошептала она, гладя его угольно-черные волосы. — Но лучше уж я тебе покажу.

Она снова поцеловала его, медленно, нежно, обводя языком контуры его губ.

Желание мгновенно захлестнуло Мехмета. Он сжал девушку в объятиях, упиваясь ее вкусом, вбирая его в себя. После всех сомнений и страданий последних недель он казался себе иссушенной солнцем пустыней, жаждавшей плодородного дождя. И, как этот долгожданный дождь, она дала его телу жизненную энергию: он умирал от желания.