— Ты о чем?

— О том, что я найду выход. И ключ к нему. И еще. — Он склонился к самому ее лицу. — Не бойся, я не сошел с ума. Просто я должен обследовать тут каждый миллиметр.

И тут же отошел, вновь занявшись ощупыванием и оглаживанием стен.

Как хорошо, что здесь темно, — подумала Славина, почувствовав, как мгновенной и жаркой краской стыда залило лицо.

* * *

Молодая парочка увлеченно и страстно целовалась в густой траве на откосе прямо перед окнами областной больницы. Место для свидания в солнечную ночь полярного дня было идеальным: от любопытных окон окрестных домов влюбленных скрывал крутой откос, а больничные окна вообще не представляли никакой опасности. Половина из них, как водится, были тщательно закрашены белой краской, а другая половина прятала от неугомонного солнца внутреннее пространство за плотными жалюзи.

— Ой, смотри, — оторвалась от поцелуя девушка, — как интересно!

В пустынный больничный двор, как раз со стороны откоса, практически бесшумно въехали два микроавтобуса. Из них тут же посыпались люди в камуфляже, появились две раскладные лестницы, мгновенно выросшие до окон третьего этажа.

Работа шла слаженно, четко и очень быстро. Один из прибывших, чуть в стороне от основной группы, видимо, общался по мобильному телефону. Трубки в его руках, понятно, на таком расстоянии видно не было, но его поза говорила именно об этом.

— Класс! — во все глаза уставился на невероятное действие парень. — Учения, наверно. Спецназ! Никогда не видел.

— А вдруг это не учения? — замирая и прижимаясь к любимому еще ближе, спросила девушка. — Вдруг там какого-нибудь террориста засекли? Или какой-нибудь сумасшедший взял больных в заложники? Или взрывчатку обнаружили?

— Ага! — покровительственно хохотнул парень. — Атомную бомбу! Говорю тебе — учения! Если б что взаправду произошло, тут бы, знаешь, сколько народу понаехало! И менты, и «скорая», и пожарные. А так — сейчас тихонько какой-нибудь прием отработают и баиньки поедут.

— Странное место для учений — больница, — все же сомневалась девушка. — Больных перебудят, напугают…

— Темнота! — чмокнул подружку знаток. — Учения-то проводят на реальных объектах! Не будешь же больницу днем штурмом брать, когда тут народу полно! А ночью, когда все спят, — другое дело. Видишь, как тихо они все делают? Даже концы лестниц тряпками замотаны, чтоб не звякали о стену!

Девушка пригляделась и не могла не отметить наблюдательность и ум своего любимого: металлические штыри, которыми лестница упиралась в стену, и впрямь были похожи на загипсованные культи…

Старший, тем временем, оторвал ладонь от уха, сделал знак рукой, и по обеим лестницам вверх, как черная многоногая гусеница, поползли люди в камуфляже. Уже через минуту стало очевидно, что цель учений — два окна на третьем этаже.

В руках первого в цепочке вдруг заколыхалось какое-то белое полотнище, или лист бумаги, снизу было не разобрать.

Он ловко припечатал это белое к бликующему стеклу, разгладил парой сильных движений и уже через секунду ввалился внутрь помещения.

Влюбленные ждали, что сейчас за ним последуют другие, но обе пятнистые гусеницы сначала застыли на ступеньках лестниц, а потом, снова повинуясь не то знаку, не то команде старшего, так же ловко и быстро зазмеились вниз.

Тот единственный, кто проник в помещение, высунулся из окна, что-то показал руками старшему и тоже ловко вернулся на землю.

Бесшумно и быстро сложились и втянулись внутрь микроавтобусов лестницы, туда же, как в кадрах кинопленки, прокрученной назад, всыпался горох спецназовцев. Старший занял место в кабине. Едва слышно чпокнули двери, и автомобили стремительно покинули больничный двор.

— Молодцы! — причмокнул парень. — Вот это, я понимаю, школа! — И повалил девушку в теплую траву.

* * *

Старик ровно и прямо стоял под самым куполом пещеры. Перед ним на складном треножнике, покрытом алым шелком, лежали толстая старая книга и тот самый ларец с рунами, который совсем недавно использовала для пророчеств блондинка.

Вокруг старика правильным кругом стояли люди. Теперь их лица были сосредоточены и суровы. Тяжелые крупные руки старика были скрещены на груди под прямым углом. Словно повторяли рунический знак «дак» — «двойной топор» — символ высшей власти. Именно он светился на верхней табличке — руне, щедро увлажненный красной кровью, исторгнутый самым потайным местом женского естества.

— Братья! — начал старик. И пещерное эхо грозно и гулко повторило его слова. — Братья! Много лет мы храним нашу землю. Много лет защищаем ее от смертельных врагов. Хаос, который воцарился на нашей родине, смертельно опасен для нашего будущего. Время, которое мы с вами переживаем сейчас, — это время борьбы, горьких утрат, время опасности. Но пока в моих руках железный молот, я клянусь все силы отдать этой борьбе. Наш бог — Вальватер, его руна — Ар. — Старик извлек из ларца другую табличку, так же окрашенную кровью. — Вотан, Вили, Ви — едины в тройственности. Ар-руна — это Ариан — пламя, солнце и орел. Вы видите, сегодня наш орел — красный! Это — символ самопожертвования! Он указывает нам, что мы должны умереть, чтобы выжить!

Окружающие, молча и угрожающе, воздели к сводам пещеры правые руки с крепко сжатыми кулаками.

— Начинай, Герман, — приказал старик.

Мужчина, выдвинувшийся из круга, подошел к треноге, склонился в почтительном поклоне перед стариком и раскрыл темный фолиант.

* * *

Ольге казалось, что прошла вечность. Однако автоматический взгляд на светящийся циферблат часов показал, что от начала поисков Макса минуло всего ничего — каких-то семнадцать минут. Время остановилось, — обреченно констатировала девушка. — Обычная в здешних местах аномалия. — И она зло сдернула с руки часики, не глядя, опустив их в боковой карман куртки. Внутри что-то звякнуло. Словно металл о стекло, тоненько и зыбко. Что там?

Славина сунула руку в карман и нащупала тонкую стеклянную колбочку. Духи! Ее любимые. «Париж», Ив Сент Лорана.

Зачем она взяла их в сопки? А зачем она их брала с собой всегда? Куда бы ни направлялась? Привычка… Никчемная, ненужная, совершенно бесполезная. Из той жизни. Которая закончилась.

Девушка выудила изящный флакончик, вдохнула волнующий аромат. Духи пахли по-прежнему — весной, арбузной или огуречной свежестью (за много лет Ольга так и не определилась, какой именно), травой, небом, солнечным простором. Они пахли жизнью! Славина прижала прохладное стекло к щеке и заплакала. Беззвучно и горько.

— Оля! — Голос Барта зазвучал каким-то странным взволнованным шепотом. — Я, кажется, нашел!

— Что нашел? — встрепенулась Ольга, почувствовав, как завибрировало все внутри.

— Если я прав, а я — прав, то плита, которая закрывает вход, — здесь.