Судя по всему, сам правитель Баранов прибыл на Ситку чтобы сквитаться с индейцами за разгром Михайловской крепости. С ним прибыло несколько небольших деревянных судов с маленькими пушками и неисчислимое множество байдарок с эскимосами и алеутами. Двигалась эта армада не прямиком к цели, а кружным путем по проливам – главным образом через куаны, которые участвовали (или могли участвовать) в разгроме крепости и истреблении промысловых партий два года назад. По пути, естественно, в разные стороны рассылались бригады, которые промышляли калана. Местные индейцы реагировали двояко: либо винились и мирились с русскими, либо разбегались, бросив свои поселки. К чести правителя Баранова можно отметить, что на примирение он шел охотно, брошенные поселки не трогал, за исключением тех, где жили непосредственные участники резни. Похоже, русским остался один переход до Ситкинского залива, где их уже давно ждет большой трехмачтовый корабль с множеством пушек. Наверное, Баранов будет воевать с Катлианом – нынешним главой киксади.

Клан ханъячи с русскими помирился, выдал им аманатов и получил богатые подарки в знак дружбы. В качестве ответного знака дружбы, ханъячи показали промышленникам бухту, исключительно богатую бобрами. На обратном пути они встретили небольшое каноэ киксади и узнали, что те идут забирать знаменитого шамана, который отправился совершать обряды на Месте Бобров.

Дальше пошли политические расчеты. Замирившись с русскими, ханъячи получили реальный шанс поссориться с киксади, но хорошо это или плохо – пока не ясно. При таком раскладе захватить шамана (пригласить в гости) было бы очень полезно – вернув его, можно вернуть и дружбу киксади. При этом не факт, что последние обидятся за насилие (а может, его удастся скрыть?) над уважаемым человеком, поскольку сейчас им остро нужны союзники. В общем, гребцов аккуратно связали, погрузили в каноэ и поплыли обратно к Месту Бобров. Однако шаман оказался здесь не один, и события вышли из-под контроля. А изначально-то никто никому ничего плохого сделать не хотел!

– Хотел – не хотел… – задумчиво проговорил Нганук, разглядывая пучок свежих скальпов в своей руке, – а война теперь будет. Четверо ханъячи ушли к предкам.

Он явно адресовал свое высказывание шаману. Тот сидел на корточках и задумчиво теребил пальцами свою жидкую бородку. Наконец он поднял голову, и полосы несмываемой краски на его лице искривились – наверное, он улыбался:

– Не бери на себя лишнего, Нганук. Если бы ты обидел человека другого рода, то отвечать стал бы не ты, а весь твой род. Если ты обидел человека другого клана, то отвечать за обиду должны все члены твоего клана… Какого?

– Киксади!

– А они знают об этом? Род Бобра ушел к предкам…

– Но я жив!

– Ты уверен в этом? Впрочем, ладно…

Теперь молодой индеец повесил голову, а я для себя прикинул, что парень, наверное, попал по-крупному: сородичи не признают его, если это будет грозить войной с соседями.

«Это с одной стороны, – рассуждал я, – А с другой – наоборот, признают и сделают героем, если война с ханъячи и без него начнется. Она, безусловно, начнется, если… из игры выйдут русские. Будущее не изменится, что бы я ни творил в этом прошлом, так что же мне сотворить? Убить Баранова? История этого мира, конечно, пойдет другим путем, но данная конкретная ситуация только ухудшится. Управление «русским» ополчением, скорее всего, перейдет к Ивану Кускову, который на время боевых действий охотно подчинится капитану кругосветной «Невы» Лисянскому. А Юрий Федорович – человек военный, он не станет миндальничать с «кровожаждущими варварами». И потом, есть у меня подозрение, что Александр Андреевич Баранов – хороший человек.

Тогда, может быть, попытаться добраться до Катлиана и свернуть ему шею? Но у него, кажется, есть достойный преемник и, даже, не один. А если никто не успеет перехватить власть, то в Ситка-куане начнется борьба за наследие киксади, в которую обязательно вмешаются соседние куаны и, конечно же, русские…»

Наполненный «до ушей» всевозможной исторической информацией, я с удовольствием погрузился в размышления, как шахматист, обдумывающий партию. Лишь краем сознания я отмечал, что соратники обходятся пока без меня. Нокаутированных или покалеченных ханъячи конкретно увязали ремнями и веревками, которых в достатке оказалось в каноэ. Потом все четверо «наших» провели короткое совещание и занялись опросом пленных. После этого еще немного посовещались и направились ко мне.

На небе появилась облачность. Почти полную луну иногда закрывали тучи, и тьма тогда становилась почти непроглядной. Временами стал налетать ветер, а вода, наверное, начала подниматься – пока киксади допрашивали пленных, каноэ чуть не уплыло.

Нганук и Ртатл опустились передо мной на корточки спиной к луне, так что их лиц я почти не видел, даже когда ночное светило не прикрывало очередное облако. У них явно было какое-то дело ко мне, но, похоже, они не знали с чего начать. Наконец колдун решился:

– Все видели, что твоя сила велика, куштака. Каков же ее предел?

– Она беспредельна, гы-гы-гы! – изобразил я придурка. – Трепещите, человечки!

– Опасно ли для тебя простое оружие… – индейцы переглянулись, – и дневной свет?

– Ничего и никого не боюсь! – дерзко заявил я. Немного подумал и добавил: – Кроме комаров и тещи, конечно…

Мои собеседники явно озадачились. Вряд ли здесь кто-нибудь всерьез обращает внимание на комаров, а как у них обстоят дела с тещами, я просто не знал. На всякий случай решил эту тему дальше не развивать:

– Не надо задавать мне глупых вопросов, киксади! Лучше поведайте о своих планах, а я скажу, чем смогу вам помочь. Если смогу.

– Ладно, – кивнул Нганук. – Ханьячи сказали, что этой ночью русские встали на южном берегу залива Серых Гусей. Это недалеко. Палатка их начальника стоит близко к воде. Ее хорошо охраняют. Но с нами куштака. Мы захватим или убьем этого начальника. Или погибнем. Это будет великий подвиг!

– М-м-да-а… – почесал я затылок. – Как говорится, безумству храбрых поем мы славу…

– Ну, да, – охотно согласился индеец. – И друзья, и враги сложат о нас легенды, будут петь песни!

– Уважаемый Ртатл, – обратился я к шаману, – неужели ты, чья мудрость известна всем, одобряешь такой замысел?!

– Почему нет? – пожал плечами старик. – Я вижу, что этот воин, рожденный анъяди, не хочет жить как канаш-киде (простолюдин). Разве это плохо? Ты обещал помогать ему.

– Мы – куштаки – словами не бросаемся! – пробормотал я и начал стремительно прокручивать в уме все возможные и невозможные варианты развития событий. Ничего я разумом не вычислил, но каким-то другим местом почувствовал, что именно в безумии замысла… что-то есть рациональное!

– Ладно, – сказал я, – давайте обсудим диспозицию. Но сначала расскажу вам о себе любимом. Великий дух Скваанигоч повелел мне на сутки стать человеком – сильным воином. Но за земную силу он забрал у меня силу водную – я стал слаб в воде. Кроме того, он сделал меня уязвимым для вашего оружия – пуля или кинжал могут покалечить или убить мое человеческое тело. Тогда мне придется мстить уже в другом облике. И месть эта, поверьте, будет стр-рашной! А дневной свет мне опасен не более чем вам. Вопросы есть?