Так я оказался в большой деревянной лодке, в которой везли добычу, в которой плыл русский начальник и слуги. Никто из них не понимал человеческого языка, а я не понимал их. Лодка плыла далеко от берега, а когда подходила близко, меня запирали в деревянном ящике.

– Ты жил с русскими?! – удивленно поднял бровь старик. – Как такое возможно?

– Умирать было нельзя, ведь я последний из нашего клана, – пожал плечами Нганук. – Меня привезли на большой остров Кадьяк, где не было ни одного тлинкита. Только алеуты, эскимосы и русские. Меня заставили жить в большом доме вместе с их детьми. Они тоже считались «гостями» русских – родственники старейшин и предводителей. Зимой нас заставили учить русский язык, заставили молиться их богу. Тех, кто отказывался, били прутьями, лишали пищи. Я тоже сначала отказывался. Потом учитель – всегда пьяный русский – привел женщину. Ее слова я понимал, правда с трудом. Она сказала, что меня здесь не убьют, но и ни за что не отпустят домой. Сбежать отсюда нельзя – между Кадьяком и землей тлинкитов живут наши враги кенайцы и чугачи. Она сказала, что если я хочу вернуться домой, то должен хорошо учиться – это даст шанс. Я поверил ей – надо же мне было хоть кому-то верить! Оказалось, что это была жена правителя. Я стал запоминать язык русских. Иногда мне казалось, что голова лопнет… А еще русские умеют рисовать свои слова краской на тонких листах – бумага называется. Этому я тоже стал учиться. Весной нас заставляли копать землю и сажать растения, нужные русским. Я не стал отказываться, в надежде, что меня перестанут охранять. И была весна, лето, осень, зима, еще одна весна, лето и осень, и снова…

Однажды мы выкапывали из земли плоды – «картошка» называются – для русского начальника. Его слуга спросил меня, где мой дом. Я ответил. Русский обрадовался и сказал, что может помочь мне туда добраться. В это время в бухте стоял большой корабль с мачтами. Русский сказал, что нужно ночью пробраться на него и спрятаться. Он знает, что корабль поплывет торговать с тлинкитами на Ситке. Меня не вернут назад и не выбросят за борт, потому что торговцам нужен переводчик. Я поверил. Ночью русский привез меня к кораблю на лодке, мы залезли на борт. Он отвел меня в маленькую комнату под палубой и велел сидеть тихо. Утром корабль вышел в море.

Очень быстро я понял, что меня обманули. Корабль должен был доставить груз в залив Якутат, а потом идти на Охотск – это очень большое поселение русских на той стороне моря. Шкиперу нужен был прислужник на корабле – юнга называется. Тот русский продал ему меня как своего холопа.

Залив Якутат очень далеко от Ситки, но там живут тлинкиты. Русские знали, что я хочу сбежать. Однако они не знали, что я хорошо плаваю и не боюсь холодной воды. Тропа до дома оказалась длинной. В пути я встречал мало друзей и много врагов, на этой тропе я добыл первые скальпы и оружие.

Индеец помолчал, пытаясь припомнить еще что-нибудь важное. Не вспомнил и закончил свою историю:

– Я все рассказал тебе, уважаемый Ртатл. Ты видишь: в свой дом вернулся единственный и последний анъяди Бобров. Жить по законам белых я не могу и не хочу. Значит, надо защищать свое Место и погибнуть с честью.

– Да, это так… – задумчиво проговорил старик. – Судьба твоего клана печальна. Много поколений морские бобры никому не были нужны. Их мех красив, но мясо почти несъедобно. На них не охотились. Но вот в наших водах появились корабли бледнолицых. У них оказалось много полезных и ценных вещей. За свои товары они хотели только одного – шкурки бобров. О, эти непонятные, эти глупые белые люди! За такую ерунду они отдавали железные ножи, топоры и даже ружья. А тлинкиты всегда умели, всегда любили торговать… Ради торговой выгоды можно и забыть о древних традициях. Да, мой мальчик, даже у настоящих людей короткая память. Они решили, что клан Бобров переселился на небо, и забыли о подвигах его воинов. Как ты думаешь, случайно ли русские пришли в эту бухту?

– Не знаю… – вздохнул Нганук. – Ведущий сюда пролив узок, говорят, раньше они проходили мимо.

– Да. Эту бухту им показали ханъячи. Показали в надежде, что русские насытятся добычей и уйдут, не тронув их собственных угодий. Наверное, так будет снова и снова, раз хозяева этого Места ушли на небо.

– Но я же здесь! – вскинул голову индеец.

– Вот-вот, – кивнул старик, – об этом я и веду речь. Чтобы сохранить это Место, тебе надо остаться в живых, надо, чтобы киксади признали тебя анъяди Бобров. Ты должен построить дом, взять женщин, которые родят тебе сыновей, завести рабов, которые обеспечат всех дровами и пищей. Ты многое должен, Бобренок.

– Ты, конечно, прав, почтенный Ртатл, – с грустью признал индеец. – Но уже завтра слуги русских очистят от бобров всю бухту. Наше Место станет пустым, и незачем будет возрождать наш клан. Киксади меня не признают, а если и признают, то будут смеяться… Нет, я должен сражаться и умереть. Жалко только, что нет ружья…

Собеседники замолчали надолго. Я, конечно, проникся проблемами молодого воина-аристократа, но субстрат, на котором я лежал, перестал казаться ровным, тело затекло здесь и там. В общем, захотелось размяться, да и помочиться бы не помешало. Пока я прикидывал, как бы это исполнить, пауза кончилась.

– Знаешь, Бобренок… Можно попытаться помочь тебе, – проговорил старик. – Хотя бы ради благополучного посмертия моих собственных родственников. У тебя, как я вижу, есть скальпы охотников… Значит, есть и власть над их душами. Это – хорошо. Но достаточно ли велика твоя ненависть?

– О да, Ртатл, можешь не сомневаться! – с готовностью ответил парень. – Колдовство?

– Попробую, – вздохнул старик, – если ты поможешь мне. Поможешь призвать к мести не только наших духов, но и богов бледнолицых?

– Я не умею, но буду стараться…

– Никакие помощники не будут лишними, – печально улыбнулся Серый Палтус. – Тебе придется пожертвовать один из свежих скальпов.

– Забери их все, Ртатл!

– Все?! – казалось, старик внутренне содрогнулся. – Результат может быль ужасен!

– Мне нечего терять, – гордо распрямил спину парень, – потому что у меня ничего нет! Примени самое сильное колдовство!

* * *

В свое время я чуть не стал кандидатом наук. Всякие там первобытные игры с сознанием и подсознанием казались мне ясными и понятными – сам об этом лекции читать могу! И, тем не менее, незатейливое действо старого индейца у костра меня заворожило. Или загипнотизировало… В общем, когда старик издал последний хриплый вопль и без сил повалился на землю, я оказался как бы не в себе. Захотелось очнуться, сбросить с себя морок. Надо полагать, что реализуя это желание, я сделал неверное движение. Скорее всего, просто перекатился в сторону, забыв, что там пустота.

Сознание подвело, но инстинкт сработал: ощутив начало падения, я как-то сумел оттолкнуться, отпихнуть себя от твердого субстрата – лишь бы не упасть на склон! Что-то получилось: то ли я действительно хорошо толкнулся, то ли скала просто была отвесной. В общем, без дополнительных приключений я благополучно рухнул в воду – с высоты нескольких метров. Начал было работать руками, но обнаружил, что не могу, поскольку сжимаю в левом кулаке лямку рюкзака. Короче, и смех, и грех…