и безопасно, как в тот момент. Она могла обрести это навсегда, если бы отказалась от жизни в мире людей и осталась среди фейри.

Я замолчала, едва услышала скрежет наверху, а когда подняла взгляд, то увидела, что Минуэт крадется по балке. Затаила дыхание, когда она расправила крылья, будто собралась взлететь, но замерла, как только заметила, что я наблюдаю за ней. Я поспешно отвела взгляд и стала смотреть перед собой.

– Большинство людей, едва увидев Благой двор, никогда не захотели бы его покидать. Но Мэри подумала о своей семье и о том, как они, должно быть, волнуются за нее и… – Я замерла, когда порыв воздуха взметнул мои волосы, и на пол в паре метров от меня приземлились четыре лапы. Мой взгляд неспешно окинул покрытое перьями тело, а потом встретился со взглядом золотых глаз Минуэт. Звук, раздавшийся возле двери, отвлек ее внимание, и я поняла, что Николас обнажил меч.

Я отвернулась от нее и продолжила.

– Мэри знала, что, пусть мир людей мог быть опасным и пугающим, она ни за что не смогла бы бросить семью и друзей. Поэтому она попросила сильфа вернуть ее домой. Сильф опечалилась, потому что была рада встретить Мэри и считала ее своей сестрой. Но она исполнила ее просьбу и перенесла прямо на порог ее дома. Мэри была несказанно рада вернуться домой, и вскоре она воссоединилась с семьей и друзьями, которые не могли поверить, что она жива и здорова. А еще они были благодарны фейри за то, что те заботились о Мэри, пока она не смогла снова вернуться домой.

Минуэт тихо вскрикнула, и я посмотрела в ее внимательные умные глаза.

– Я знаю, как страшно быть вдали от дома. Не знаю, понимаешь ли ты меня, но я обещаю, что здесь ты будешь в безопасности, пока мы не найдем твою семью.

Она смотрела на меня еще одно долгое мгновение. Затем пошла вперед, пока не остановилась надо мной, и у меня перед глазами оказалась широкая, покрытая перьями грудь. Я затаила дыхание, когда она стала опускать голову, пока не оказалась на одном уровне с моей, а потом начала медленно тереться мордой и клювом о мои волосы. Через минуту она отстранилась и вошла в свою клетку, где принялась кромсать сырого лосося, лежащего в ее миске.

Никто не сказал ни слова, когда я встала и закрыла дверь клетки. Я повернулась к остальным и увидела их шокированные лица, под стать моему.

Крис заговорил первым.

– Я думал, что уже все повидал, когда встретил тролля, но это…

– Сара, ты понимаешь, что сейчас произошло? – с трудом произнес Сахир, и я помотала головой. – Она пометила тебя своим запахом. Для нее ты теперь член ее стаи. Я… я никогда не видел ничего подобного.

– Так что, я теперь вроде почетного грифона? Прикольно. – Я улыбнулась и подошла к ним, все еще потрясенная произошедшим. Мы с Николасом встретились взглядом. – Видишь, плевое дело.

Едва я произнесла эти слова, слева послышался шорох. Я слишком поздно поняла, что так сильно растерялась после успеха с Минуэт, что не заметила, как близко подошла к клетке Алекса. Я повернула голову и увидела, как ко мне мчится виверна, исторгая из пасти пламя.

Оно обожгло мою руку, а через мгновение меня оттащили от клетки и зоны досягаемости зверя. Николас остановился и потушил мой горящий рукав, но я уже чувствовала мучительную боль от запястья до локтя. На глаза навернулись слезы, и я закричала, когда обугленный рукав коснулся кожи, которая уже начала покрываться волдырями.

– Сара, с тобой все хорошо? – закричал Сахир, спеша к нам.

Николас повернулся к нему, сверкая глазами.

– Черт побери, Сахир, я говорил, что ей здесь небезопасно. Эта тварь могла ее убить.

– Он не виноват, – сказала я сквозь стиснутые зубы. – Я была неосторожна. Подошла слишком близко.

– Да черта с два он не виноват, – злился Николас, все еще держа меня. – Он вообще не должен был тебя сюда пускать.

– Николас, – резко оборвал Крис. Они обменялись непонятным мне взглядом, и Николас слегка ослабил хватку.

Я попыталась отодвинуться, но его руки, словно стальная лента, по-прежнему держали меня за талию.

– Не вини Сахира. Я достаточно взрослая, чтобы принимать собственные решения. – Я снова попыталась отстраниться, но тщетно. – Отпусти меня.

Николас сердито посмотрел на меня, пропустив мою просьбу мимо ушей.

– Ты не можешь и дальше так рисковать.

От его снисходительного тона все мысли о боли вылетели из моей головы.

– Да спустись ты уже на землю! – закричала я, вырываясь, пока он не отпустил меня. Я повернулась к нему. – Ты не можешь указывать, куда мне можно идти и как проводить время. И я не какая-то размазня, которую нужно все время спасать!

Он вскинул бровь, но оттого я разозлилась еще больше.

– Ну хорошо, ты только что меня спас и я благодарна за это, но это не дает тебе права на всех кричать или обращаться со мной так, будто я ни на что не годная. Если ты такого обо мне мнения, то лучше держись от меня подальше.

Николас шагнул ко мне.

– Я не говорил, что ты…

– Забудь. – Я подняла руку, и рукав болезненно коснулся обожженной кожи. Прикусила губу, но не смогла сдержать стон боли.

Злость в глазах Николаса сменилась беспокойством.

– Нужно отвести тебя в лазарет.

Я развернулась к двери.

– Мне не нужна твоя помощь. Сама могу туда дойти.

– Я пойду с тобой.

Я открыла ее.

– Нет, не пойдешь. Оставь меня в покое.

Почти ничего не видя сквозь слезы, я помчалась в главное здание, не зная, были ли это слезы боли, злости или обиды. Я чувствовала себя такой несчастной, что даже не могла разобраться в собственных эмоциях и хотела лишь оказаться подальше от Николаса.

Сегодня на дежурстве была та же целительница, которая лечила меня, когда Алекс обжег меня впервые. Увидев мой обугленный рукав, она покачала головой. Дала мне порошка ганна, прежде чем осмотреть мою руку, и я в кои-то веки приняла его без возражений. Через несколько минут боль стихла, и, как только я расслабилась, она начала снимать с меня рубашку и смазывать ожог той же охлаждающей мазью, которую использовала в прошлый раз. Затем она обмотала мою онемевшую руку мягкой марлевой повязкой, помогла снова надеть рубашку и велела несколько минут полежать смирно.

Когда через пару минут дверь открылась, я повернула голову, ожидая увидеть целительницу, но вместо нее увидела Николаса. Выражение его лица было непроницаемым, и я, вновь