Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Сейчас парень держал в руке конец бечевы, протянувшейся на середину двора к колышку. Колышек подпирал поставленный вверх дном плетеный короб, снятый с ходка. Около короба ходили голуби-сизари. Санька частенько ловил их. Рассыплет горсть овса под коробом и ждет. Голубей на конном дворе всегда много. Они быстро слетались и незаметно заходили под короб. Тогда парень дергал бечевку, и десятка два птиц оказывались пойманными. Санька свертывал им шеи и бросал в мешок.
Сыромолотов не одобрял такого занятия, пробовал усовестить парня, но тот только посмеивался.
— Тебе-то, дядя Егор, что за дело? Чать, не твои голуби.
— Божью птицу изничтожаешь. Где у тебя совесть?
— Совесть на месте, не то, что у некоторых. А насчет божьей, брось, дядя Егор. Самая никчемная птица, и пользы от нее ни на грош. Только зерно жрет да пачкает.
Старший конюх не стал спорить, махнул рукой: пускай тешится. Но сегодня, проходя мимо Игумнова, не удержался.
— Опять балуешься. Али другого дела нет?
— Угу. Дело не волк, в лес не убежит. Ну иди, иди, дядя Егор, не пугай птицу.
— Вот скажу Александру Васильевичу, он тебя образумит.
— Испугал! Да Александр-то Васильич давно знает. И между прочим, я тоже могу кой-чего сказать.
— Чего, чего?
— Проехали. Топай, топай, дядя Егор.
Сыромолотов выругался и пошел по своим делам. Слышал, как сзади хлопнул упавший короб, как, треща крыльями, взлетели напуганные голуби. Потом раздался торжествующий Санькин выкрик. Слова Игумнова о том, что и он может кое-чего сказать директору, насторожили старшего конюха. И раньше подозревал, доносит парень обо всем, что делается на конном дворе. Однако чего такое он может знать? Ничего не знает, сболтнул просто так. А все-таки при нем надо осторожнее. Придет время, со всеми он, Егор Саввич, сведет свои счеты. И с Санькой тоже. Будет знать, сопляк, как старших не почитать, как доносы чинить.
День прошел в обычных хлопотах. Закончив все дела, Сыромолотов отправился домой, предвкушая баню, а потом сытный обед. Попарится хорошенько, настойки выпьет, может, и уснет тогда. А если опять сна не будет, если опять всю ночь промучается? Вот напасть-то.
Егор Саввич толкнул калитку, и сразу из глубины двора выскочил с грозным рыком большой серый пес. Признав хозяина, собака виновато завертела хвостом, жалобно скуля, словно просила прощения.
— Чего, Полкашка, обознался? — миролюбиво сказал Сыромолотов и в знак прощения потрепал пса по лобастой голове. — Сторожи, лучше сторожи хозяйское добро.
Не заходя в дом, Егор Саввич пересек двор и через огород вышел к бане, проверить, хорошо ли вытоплена и все ли там готово. В маленьком предбаннике остановился и через открытую дверь в клубах пара увидел голую Дуню. Сноха, присев на корточки перед лавкой, на которой сидел Васютка, натирала его мыльной мочалкой. Рядом стоял таз с горячей водой. Сыромолотов в замешательстве остановился. Потихоньку выйти не хватало сил: заворожило розовое, налитое тело молодой женщины. Пышные волны еще сухих волос стекали с головы на плечи и спину, на круглые упругие груди, приоткрывая темно-вишневые торчащие соски. Васютка болтал ногами и чего-то лопотал, мотая головой.
— Да не вертись ты, — сердито сказала мать.
— Деда пришел! — радостно оповестил мальчуган, вытягивая к двери руку всю в хлопьях мыльной пены. — Мама, деда!
Дуня повернулась и, вскрикнув, как ужаленная, отскочила в угол. Схватила таз, выплеснула воду и прикрылась им.
— Ну чего ты, чего? — смущенно пробормотал Сыромолотов. — Я же не знал, что ты здесь. И пугаться меня не след… Я ж вроде отца тебе. Вот и Васютка напугался.
— Отвернитесь, тятенька, — чуть не плача, сказала сноха.
— А чего ж теперь отвертываться-то. Не съем я тебя, Дунюшка, — Егор Саввич медлил уходить, не отрывая взгляда от нагой женщины. — Ну, ладно, ладно, выйду нето.
Васютка, не понимая, чего испугалась мать, во все глаза смотрел то на нее, то на деда и не знал — зареветь ему или засмеяться. Сыромолотов попятился, говоря:
— Так я следом за вами сразу и приду. А спину-то вот потереть некому…
Дуня, прижавшись в углу, молчала.
После бани и обеда с водкой Егор Саввич пошел в спальню. Сон навалился на него медведем. Проснулся от боя часов. Они били долго. Сыромолотов лежал с закрытыми глазами, считая удары. Когда затих последний удар, в доме опять установилась прочная тишина, только чуть поскрипывал, раскачиваясь, маятник.
Егор Саввич открыл глаза. Желтоватый огонек лампады слабо освещал комнату. Почему он проснулся, словно кто толкнул в плечо? Ах, да… Босиком вышел из спальни, миновал горницу и остановился. Тишина в доме, все спят. Высокая белая дверь отошла в сторону без скрипа. Здесь тоже горела лампада. У печи виднелась маленькая кровать, в ней блаженно посапывал Васютка. А у другой стены на широкой кровати спала Дуня. Егор Саввич на цыпочках подошел к ней, и в этот момент сноха открыла глаза.
— Тятенька!
— Не шуми, Дунюшка, не шуми!
Егор Саввич повалился на нее, жадно прильнув губами к полуоткрытому рту, приглушив готовый сорваться крик.
ГЛАВА ШЕСТАЯ
Выписав наряды на фураж, старший конюх заторопился на склад, чтобы не упустить кладовщика. Не успеешь, потом гоняйся за ним весь день. Но увидев на завалинке у конторы Сморчка, Егор Саввич сразу забыл и про кладовщика, и про фураж. Старик блаженно жмурился, подставив ранним утренним лучам солнца морщинистое лицо. Редкая бороденка тоже торчала к небу. Сыромолотов быстро оглянулся и, никого не заметив, подошел к Сморчку. Поставил на завалинку ногу, сделал вид, будто счищает щепкой грязь с сапога.
Сморчок, не меняя положения и не глядя на старшего конюха, сказал:
— На этой неделе ждут.
— Не врешь? — Егор Саввич старательно скреб сапог.
— Вот те крест святой.
— Тогда сегодня и отправляйся.
— А ежели его не будет?
— Не будет, так знак оставит, где искать.
— А ежели и знака не будет?
— Да ты што дурака-то валяешь? Зарядил, ежели-ежели. Исполняй, что сказано, — старший конюх поставил на завалинку другую ногу. — И смотри, не увязался бы кто за тобой.
— Не впервой, чать.
— А как вернешься — дай знать.
Сыромолотов притопнул обеими ногами, сбивая остатки налипшей грязи, и быстро пошел на склад. Еще издали заметил идущего навстречу директора. Выдавив на лице улыбку, Егор Саввич слегка согнулся в поклоне, приподняв за козырек фуражку.
— Доброго здоровья, Александр