Спасаясь от порывов ветра, я поспешила к входу, дернула за проржавелое железное кольцо. Дверь легко поддалась, внутри царила абсолютная, всепоглощающая тишина и темнота. Глубоко вздохнув, чтобы немного прийти в себя, я сделала единственный шаг в глубь помещения.

Я помнила предупреждение, что Верховная приходит в разных обличьях: кому юной девой, кому родственником, – но то, что увидела я, оказалось кошмаром наяву. До сих пор ее лицо является ко мне в страшных мучительных снах. По сей день я просыпаюсь в холодном поту от одного воспоминания о тех ужасных минутах.

Когда глаза привыкли к сумраку, посреди огромного круглого зала я различила одинокую фигуру. Ее светлые одежды колыхались, как будто от сильного ветра. Я застыла на месте, чувствуя липкий страх, заставлявший сердце тревожно сжиматься от дурного предчувствия.

– Ты кто? – крикнула я, и эхо подхватило мой возглас, разнесло по пустому Храму, развернуло между высокими колоннами.

– А кем ты меня хочешь видеть? – ответила фигура, и в глазах у меня потемнело от ужаса. Я никогда не слышала своего голоса со стороны. Демон тревожно зацарапал шею, застонал в ухо. Фигура сделала шаг ко мне, ее кожа отбрасывала странное голубоватое свечение, а глаза без зрачков и белков горели кроваво-красным светом. – Так кем ты меня хочешь видеть? – усмехнулась она, и глаза в долю секунды стали змеиными, а потом человеческими.

Она улыбалась мне, нет, я улыбалась сама себе. Это была я, такая, какой видела себя еще летом. Самолюбивая воровка, одиночка, рассчитывающая только на себя. В этот страшный момент я вдруг осознала, что события последних месяцев все же сломали меня. Трещина пошла на самой тонкой и незащищенной перепонке души. Надломилось там, где я прятала свое одиночество.

Я сморгнула слезы.

– Ты ведь хочешь узнать, почему все это случилось с тобой? Тебя интересует – Хранитель ли ты?

Я молчала, пытаясь собрать остатки душевных сил, чтобы не всхлипывать слишком громко.

– Ловец достался тебе случайно, – правда била, как хлесткая пощечина, – он не предназначался тебе, не тебя он ждал. Ты не Хранитель. Прочитав только часть заклинания, Хранителем не станешь.

– Где вторая часть Ловца?

– Хочешь стать Хранителем? Поменять свою судьбу, взять чужой крест? Получится ли? Ведьмы Мальи почувствовали печать горя на твоем челе и отпустили. Может, ты и найдешь обе части заклинания, а может, и нет. Заслужила ли ты его? Сможешь ли ты выполнить его предназначение, готова ли ты к этому? – Внезапно фигура стала кружить возле меня, ее голос то отдалялся, то приближался, я слышала ее медленные, слегка прихрамывающие шаги. – Ты не должна оставаться в этой деревне, ты разрушишь ее до основания.

– Я и не хочу! – зло бросила я в пустоту, Верховная как раз обходила меня со спины. – Какой от тебя толк, одни вопросы, никаких ответов!

– Не хочешь? – хохотнул голос. – Хочешь, просто боишься признаться! – вдруг шепнула она мне в самое ухо, щекоча холодным дыханием. Я вздрогнула, демон, заразившись моей нервозностью, тихо взвизгнул и попытался забраться мне под душегрейку. – Уходи теперь.

Я резко развернулась. Верховной уже не было, я стояла одна в темноте. Дух растворился, разбередив старые раны, развеяв обманчивые надежды. Боюсь ли я выйти за полог? Очень. Никогда и нигде я не чувствовала себя дома, а вот в старенькой избе Матрены… Я схватилась за железное кольцо двери и тут услыхала легкий, словно потусторонний шепот:

– Станешь ли Берегиней Иансы?

Я выскочила из храма так, будто меня гнали раскаленной кочергой. На площади царило безмолвие и ожидание. Я остановилась на широких обледенелых ступенях, окинула взглядом собравшихся для празднования Хранителей и четко произнесла:

– Я уеду, как только заживут раны, так сказала Верховная.

По толпе прошел вздох облегчения. Мне показалось, что один из старейшин даже перекрестился, чем вызвал мою кривую усмешку. Ко мне подскочила Матрена и обняла за плечи:

– Ты такая бледная, как дух призрачный, – закудахтала она, утягивая меня с площади.

– Эй, пришлая, – услышала я насмешливый голос Степана, резко обернулась и глянула в его до скрежета в зубах довольное лицо, – я же говорил!

– Да пошел ты! – только и смогла произнести я, направляясь к дому.

* * *

В эту ночь я не сомкнула глаз, боясь, что странный дух снова придет ко мне. Я смотрела, как развеивается темнота, горизонт начинает медленно светлеть и в морозный воздух вплескиваются грязные сероватые сумерки утра.

Я собралась уходить. Нет, не так. Я собралась сбежать.

Положила в котомку полкаравая, бутыль с вонючим лечебным зельем, впрок приготовленным Матреной, взяла ее нож для трав в кожаном узком чехле, надеясь, что знахарка простит мне эту маленькую кражу, и вышла во двор. Снег под ногами хрустел, ветер срывал с головы шапку, залетал в широкие рукава душегрейки. Страх Божий сладко потягивался, расправлял крылья и облизывался, готовясь к дальнему пути.

– Уходишь?

Открывая калитку, я резко обернулась. Матрена стояла на пороге – простоволосая, босая, прикрытая лишь тонким шерстяным платком – ветер играл с ее седеющими волосами, раздувал исподнюю рубаху. Я молча кивнула.

– Я твой нож взяла.

– Бери.

– Ну я пойду, – я неловко потопталась на месте.

Демон, шумно хлопая крыльями, уселся на здоровое плечо. Я даже пригнулась – так негодник отъелся на дармовых харчах.

– Что сказала Верховная? – Лицо женщины выражало мрачную решимость, поперек лба пролегла глубокая морщина.

– Что я должна уйти. Я ухожу. Спасибо за все, извини, что не разбудила, не хотела тревожить и…

– Она называла тебя Берегиней Иансы? – резко перебила меня знахарка.

Я сглотнула, вспоминая едва уловимый шепоток в спину, когда выходила из башни.

– Нет.

Женщина кивнула и обняла себя замерзшими руками.

– Ты можешь остаться, тебя никто не гонит.

– Я должна уйти, – возразила я, горько улыбнувшись. – Должна.

Я быстро вышла за калитку, а потом, сильно хромая и не оборачиваясь, поспешила в деревню. Я спускалась с горки в селение, а знахарка по-прежнему стояла на покосившемся крылечке, провожая меня внимательным взглядом. Мы обе знали, почему я соврала – не готова я была к испытаниям новыми тайнами, не хочу их.

– Степан! – позвала я, стоя по колено в снегу и задрав голову к заиндевелым стеклам. Страх постучался в окошко. – Степан!

Где-то в деревне залаяла собака, мужчина просыпаться не собирался. Я стала замерзать, а снег, попавший в голенища сапог, растаял, намочив портянки. Створка окна наконец-то открылась, едва не шмякнув меня по шапке. На меня пахнуло домашним теплом. Сонное помятое лицо Хранителя подслеповато щурилось в утреннем свете.