– Твоя задача – расшевелить оргов, – говорил Кожин подрагивающему телу, распнутому на практически невидимом столе. – Клан Волков расшевелить… Отныне вся территория, контролируемая этой группировкой, должна стать зоной кошмара. Непрекращающегося ночного беспредела. Заставь их превзойти себя, заставь терроризировать район каждый Комендантский час. Не так, как сейчас. Не так, как обычно. Это должно быть страшно, понимаешь, по-настоящему страшно. Чтобы то, что происходило до сих пор, показалось Ростовску детскими забавами…

Тело еще не слушалось – дергалось непроизвольно, но Николай Терновский слушал. Внимательно. Он уже был способен воспринимать информацию.

– Тебя отпустят, – продолжал Кожин. – Высадят у Трассы, на межрайонной границе. Пойдешь к Волкам. И – чтоб никаких глупостей, ясно? Помни: я слежу за тобой. Я и мои люди. Всегда и везде.

– Как? – с трудом разодрал губы Николай.

Он хотел знать все. А от него ничего и не скрывали.

– Чип-маяк на гелевой основе. Тебе ведь о нем известно?

– Известно, – простонал Николай. – Экспериментальные модели?

Ему становилось страшно. По-настоящему страшно.

– Они самые. Я не пожалел для тебя одну. Теперь в тебе есть передатчик, подключенный к глазным и слуховым нервам. И маяк. И блокиратор. И активатор поведенческой рефлекс-программы. Я буду знать, где ты находишься, что ты видишь и что слышишь. И что говоришь, кстати, я тоже буду знать. И если ты вдруг сдуру попытаешься обмолвиться о том, о чем рассказывать не следует, – умрешь. Сразу. Одно нажатие клавиши. Один импульс с операторского компьютера – и все.

– Рефлекс-программа?

– Да.

– А подробностей… – Николай облизнул губы, – подробностей рабочему материалу знать не положено, так?

– Тебе – положено, – улыбнулся Кожин. – Послушнее будешь. Твоя поведенческая программа основана на деструктивном алгоритме.

– Это как? – страх перерастал в ужас.

– Активизирующий импульс с удаленного компьютера оператора спровоцирует мощный выброс «гормонов счастья» – эндоморфинов, – объяснил Кожин. – А состояние эйфории запустит программу на самоуничтожение. Твое самоуничтожение. Ты запрограммирован на самоубийство, Николай.

– На что? – он чувствовал, как бледнеет.

– Перед смертью ты ощутишь себя счастливым. Безумно счастливым. И убьешь себя. Покончишь с собой от великого счастья, понимаешь? Умрешь от кайфа. По-моему это более чем гуманно. И – главное – забавно.

Улыбка федерала стала шире. Нездоровая такая улыбка маньяка…

Николай понял, что ему самому улыбаться теперь будет трудно. Опасно потому что…

– Не волнуйся, – Кожин словно читал его мысли. – Чип надежно блокирует действие сильных положительных эмоций, которые способны случайно, непроизвольно активировать твою рефлекс-программу. Только держись подальше от оголенных проводов и источников тока. Сам знаешь – гелевый чип чувствителен к высокому напряжению и может временно выйти из строя. А в период восстановления маяка я ничего не могу гарантировать. Так что если тебе вдруг станет весело…

Посол подвесил долгую выразительную паузу.

Николай думал. Нет, весело ему не станет. От привычки веселиться, смеяться и улыбаться все же придется отвыкать, – твердо решил он. Отвыкать, начиная прямо с сегодняшнего дня. Учиться контролировать себя придется.

Да, это решение пришло именно тогда – на прозрачном лабораторном столе. Не то чтобы Николай сомневался в блокирующих возможностях чип-маяка. Он просто страстно желал избавиться от этого гелевого поводка. Как-нибудь, где-нибудь. При первой же возможности. Но избавляться от него нужно, уже умея жить без радости, без долбаных гормонов долбаного счастья.

– Да не смотри ты волком раньше времени. Просто никого более подходящего для этой работы у меня сейчас нет… Более подходящего материала, – все лыбился и лыбился – спокойно, безбоязно, как никогда уже не сможет сам Николай, – Федеральный Полномочный посол. – Выполнишь задание достойно – вернешься. Мы снимем программу. Ликвидируем чип. Все будет нормально.

Нормально?! Николай не верил. «Рабочий материал» к нормальной жизни не возвращали. Никогда. Даже если он благополучно выполнял секретные задания. Особенно – если выполнял.

* * *

Потом было так…

Орги не прятались. Ночью-то?! От одиночки?!

Орги подошли в открытую, не таясь. Человек десять. И напали тоже. Не сразу, правда, – Волков ввели в заблуждение маска, камуфляж и заточка за поясом. Николая окликнули.

Заговорили.

Спросили, из какой бригады…

Николай послал группировщиков.

Подальше.

Ответил, что пришел из другого района и будет разговаривать только со здешним паханом. Будущему лидеру клана следовало вести себя вызывающе и агрессивно с самого начала. С самого начала следовало правильно поставить себя. И их.

– Разбэжался, сука-блать! – с кавказским акцентом хмыкнул бригадир десятка – обладатель массивной борцовской фигуры. – Ышь ты, пахана захотэл.

– Да это имитатор, жуб даю! – подтявкнул вожаку маленький, юркий группировщик. Шестерка местная – не иначе.

По кивку бригадира против Николая вышли трое. Четвертый – в резерве. Страхует. Чтоб жертва не сбежала, не ускользнула.

Николай бежать и не собирался. Николай ждал этого момента. И он начал первым. Стремительно, молниеносно. Как учили на тренировках.

Вообще-то в этот раз бывший президентский гвардеец старался, по возможности, щадить противника. Потому и не хватался сразу за оружие. Но получилось – как получилось.

Первого – переднего, уверенного в своих силах и даже не потрудившегося вытащить из-за пояса свою плоскую обоюдоострую арматурину – он перехватил за руку. Рванул, разворачивая, впечатал с маху в стенку. Мордой.

Пока орг оседал мешком, пятная бетон кровью через маску, Николай согнулся, поднырнул под заточку второго. Разгибаясь, саданул кулаком снизу – в подбородок. Апперкот получился славный: клацнули зубы, пятки оторвались от земли. Орг грохнулся спиной об асфальт. Замер.

Третий – слева… Орет, атакует…

Уход с линии атаки. Еще один перехват. Руку на излом…

Крик. Хруст. Группировщик был брошен животом на собственную заточку. Острый конец ее вышел из спины. Справа. Где-то в области печени.

Запоздало сунулся было четвертый. Поточный, сильный удар с ноги в правое запястье. И плоская заточенная арматурииа. кувыркаясь, летит в сторону, а сам группировщик благоразумным зайцем отскакивает назад – к бригаде.

Бригада – уже ощетинилась штырями, подобралась, приготовилась к серьезной схватке и надвигается боевым полукругом. Чтоб никто никому не мешал. И чтоб врагу некуда было деваться.