Голову варвара оставили на броне БТРа. Собрав очередное подношение.

* * *

Потревоженные комочки земли сухим ручьем заструился на дно воронки. Это неловко встал Николай. Встал, спустился ко входу в бункер, потоптался, поднялся обратно, сел на прежнее место. Сплюнул изглоданную в труху щепку. Волнуется человек. Действительно, что-то долго они там внизу.

Денис тоже начинал нервничать. Он уставился на край грязной, оплавленной плиты, выступающей из-под земли. Хороший бетон, специально крепленный по всем правилам военно-инженерного искусства, но – поди ж ты – не выдержал напора кумулятивной струи бронебойно-зажигательной ракеты.

Денис подавил усмешку, охладил мысли, стряхнул эмоции. Сейчас нужно было просто смотреть. Наблюдать безучастно. Эта нехитрая игра – своеобразная альтернатива антистрессовой щепке Николая. Когда становится совсем уж не по себе, Денис мысленно перевоплощается в мобильную камеру службы наружного наблюдения – просто фиксирует бесстрастным объективом глаз все мельчайшие детали вокруг. Всматриваясь, не думая. Иногда – помогает.

Сейчас, например, Денис сосредоточился на трещинке в бетоне, потом поймал «в кадр» жирного жука. Упорно загребая лапами, насекомое пыталось выбраться из воронки. Денис прислушался к своим ощущениям, кивнул удовлетворенно: у него не возникло желания ни помочь жуку, ни раздавить. Хорошо быть такой вот камерой. Просто камерой. «Летящим глазом». Лучше, чем оператором наружки или «рабочего материала». И гораздо лучше, чем призраком погибшего города. Призраком, что сидит на краю осыпающейся воронки и ждет не дождется хоть какого-то знака снизу.

Что это? Крик?! Николай шумно скатился на дно, вызвав небольшой обвал, прильнул к бетону. Секунду лицо его оставалось напряженным, потом подобрело, поплыло. В улыбке. Сдержанной, но… Надо же! Денис и не подозревал, что угрюмый орг умеет так улыбаться. Хотя бы так. А тут прорвало, значит…

Денис тоже спустился, тоже прислушался. Кажется, в ближайшее время щепки-зубочистки не потребуется. Там, внизу, плакал ребенок.

– …ы-ын! – донеслось из-под земли.

А это уже голос Ирины.

Народец, кучковавшийся в стороне, услышал. Оживился, загалдел радостно народец-то.

Денис повернулся к Николаю:

– Поздравляю. С наследником…

Наследство вот, правда, малышу достанется не ахти… Обжитое кладбище да опаленные развалины города-полигона. Ладно, какое есть…

А Николаю было не до поздравлений. Николай уже скрылся в бункере. Торопился…

– Как там? – спросил Денис, разглядев в полутьме поднимавшуюся к свету Ночку.

– Порядок, – тихий усталый голос. – Там – все в порядке.

– А ты?

Кривая усмешка вместо ответа. Можно было не спрашивать – понятно ведь и так, без слов. После вынужденных постельно-служебных утех с осточертевшими боссами и виртуально-познавательного секса с озабоченными компьютерщиками стать чужой повивальной бабкой, а самой лишиться радости материнства, забыв о физической близости с любимым человеком.

И это в таком возрасте!

М-да, жизнь: кому радость, а кому…

Нет, Денис не злился на орга. Не время сейчас для злости. У человека сын родился, человек отцом стал. И все тут.

Молчали и топтались на месте они с Ириной минуты две. Три, быть может. Времени вполне достаточно, чтобы счастливым родителям справиться с первым – самым сильным – потоком нахлынувших чувств. Остальное – от лукавого. Остальное обождет. Больше дань вежливости отдавать Денис и Ирина не собирались. Никому. Слишком невыносимо было стоять вот так, наедине, в воронке с обгоревшими краями, пряча глаза друг от друга и обезображивая лица натуженными улыбчивыми гримасами.

Они вошли в бункер. И сразу услышали.

Вскрик Юлы…

Глухой стук внизу…

Где-то на нижнем этаже опять отвалился пласт штукатурки? Или глиняная обмазка? Дожди, сырость… вся летняя работа насмарку.

И снова крик. Юлькин крик. Незнакомый какой-то. Вой. Причитание убитой горем бабы.

Потом – тишина.

* * *

Родильная палата располагалась на верхнем уровне. Там, где прежде был рабочий зал, а теперь вместо прозрачного пола зияет громадная проплавленная дыра. Застывшая лава из металла, пластика и стекла причудливыми сюрреалистическими соплями свисает вниз, тянется от краев дыры до самого дна – до арены, на которой операторы учились убивать руками кожинского «материала». И дальше тянется, и ниже. Потому что арена тоже проплавлена.

Лава эта образует стены… Не стены даже, а переплетение невиданных сталактитов – неровных, бугристых, усеянных выступающими шишками и сквозными отверстиями, ячеистых, как толстая путаная сеть, предназначенная для отлова гигантских кракенов из морских глубин.

Провал огорожен. Надежно, со всех сторон. Потому как, если сверзнуться отсюда вниз – на исковерканную жаром, дырявую арену, – костей не соберешь. От ограды вниз, в темноту ведет лестница. Длинная.

– Юль, что?! – дико кричит Ирина. – Что случилось?!

А что? Денис не понимает. Ни хрена. Что могло случиться-то? Юла, как и положено роженице, отдыхает в постели, рядом тихонько копошится детеныш. Умилительная картина всех времен и народов.

Вот только мамаша почему-то не смотрит на дитятю. И не замечает ничего, никого вокруг. Отрешенным взглядом Юлька уперлась в закопченный потолок, по щекам – сохнут слезы. Сбившееся одеяло обнажило налитую грудь.

Денис тупо смотрит на эти два холмика с розовыми сосками-вершинками. Хоть бы Николай прикрыл, что ли.

Николай…

– Где он? – тупо спрашивает Денис. – Где Николай?

Юла, не глядя на него, не обращая внимания на наготу, молча протягивает руку. Рука указывает на ограду. За ограду. В темный провал.

– Господи, но зачем?! Почему?! – Ирина растерянно хлопает ресницами. Беспомощно смотрит на роженицу, на зияющий провал, на Дениса.

Крик малыша в могильной тишине бункера-склепа прозвучал громко, пронзительно и требовательно. Казалось, только ребенок сейчас и оплакивает смерть Николая.

Смерть?!

Денис уже не слушает, не слышит. Ничего. Не ждет. Бежит. К лестнице. Спускается, съезжает, скользит, скатывается вниз. Туда, где на покореженной спекшейся корке из бетона, металла, стекла и пластика неподвижно лежит человеческая фигура.

Николай – без сознания. Николай – поломан, расшиблен. Размазан. Но еще дышит. Жив, значит. Еще. Видимо, в последний момент сгруппировался. Правильно упал. И на шершавых выступах оплывшей стены, вдоль которой летел орг, – кровавые следы. Цеплялся, значит. Вольно или невольно. Сдирая кожу. Гася скорость падения.

Денис поднял голову.