Свою партию придумал и одноногий мужик, изображавший солдата очаковских времен. Быстро поняв, что он незаменим, мужик однообразно требовал на пиво с самого начала каждого съемочного дня. Однако самая главная, нежная партия прозвучала в исполнении Петренко и Светланы Крючковой. Это был замечательный, трогательный любовный дуэт. Оператор Векслер особо тщательно следил за внешним обликом Агафьи Тихоновны. Это именно он придумал «размыть» невесту, чтобы ресницы у нее были белесые, волосы белесые и даже глаза прозрачно-белесые. Оттого у невесты появилась какая-то детская беззащитность. Особое внимание к внешности актрисы потом привело уже не к киношной, а к самой натуральной женитьбе. Крючкова и Векслер благополучно поженились. Когда Светлана ожидала ребенка, она из бесцветной вдруг преобразилась в величественную. Я в шутку пообещал ей, что может быть, когда-нибудь приглашу ее на роль Екатерины Великой.

Мудрый Гоголь снабдил пьесу «Женитьба» подзаголовком: «совершенно невероятное событие». Как это понимать? Нередко интерпретаторы ударяются в гротеск, ищут в трюках, форсированной актерской игре всякие «невероятности». Мы, конечно, ждали упреков в «обытовлении» фантазера Гоголя, но были уверены и в том, что «невероятность» состоит прежде всего в непредсказуемых причудах нежной, ранимой человеческой натуры, которую тонко знал автор. Вот за чем хотелось пристально следить! Вот что нужно было подсмотреть и выразить в фильме!

Нас много и, я бы сказал, изобретательно критиковали. Один литературовед даже вычислил, что случай с Агафьей Тихоновной произошел как раз в год восстания декабристов. Непонятно было только, на что намекал этот исследователь. Словом, понаписано тогда было много всякого. Справедливо ли – судить не нам! Но тридцатилетняя полнокровная жизнь нашей «Женитьбы» на экранах как-то утешает. В те времена мы не имели возможности знакомиться с рецензиями зарубежных критиков и журналистов. Но однажды в Италии мне подарили подборку рецензий на «Женитьбу». После мне стало ясно, почему Гоголь так любил эту страну – его здесь понимали.

Сказать, что жизнь непредсказуема – общее место. Жизнь временами напоминает плохой сериал с примитивными, наспех придуманными мотивировками человеческих отношений и с неправдоподобными пересечениями сюжетных линий. Через год я вновь оказался на Пражском фестивале. Меня туда пригласили уже как гостя. Я слонялся по жарким пражским улицам, изучил все маршруты и любимые местечки моего обожаемого Швейка и попал однажды на очередное мероприятие фестиваля. Прежде на московских международных фестивалях была традиция. Всех приглашали на большой красивый теплоход. Судно отплывало куда-нибудь подальше и участники веселились и братались на нем до упаду. До упаду в самом прямом смысле слова. Наши «младшие братья», т. е. народные демократии, во всем старались подражать «старшему брату». Но большое фестивальное плавание на узенькой Влтаве с ее мостами и дамбами осуществить трудно.

Плавание по Влтаве устроили, так сказать, символическое. Грохочущий музыкой и фестивальными кликами речной трамвайчик медленно вращался вокруг своей оси на середине Влтавы, неподалеку от Карлова моста, а фес-тивальщики делали вид, что они находятся в дальнем плавании. Делать вид было не трудно, потому что трамвайчик был до предела загружен пивными бочками и всякой снедью. Рассуждая о киноискусстве, фестиваль-щики самозабвенно жарили шпикачки и наливались пивом. Я поднялся вместе со всеми на судно и не сразу понял, что попал в ловушку. Чехи – народ дисциплинированный. Если в программе фестиваля было записано, что плыть и веселиться нужно до полуночи, то никакая сила уже не могла остановить вращение этого киноковчега. Высадиться с него в индивидуальном порядке было невозможно.

В укромном уголке судна я встретил одинокого товарища Кузакова. По-моему, он даже немного обрадовался и завязал беседу. Он вежливо спросил, каковы дела и планы. Я рассказал про «Женитьбу», и он ее одобрил. Потом он спросил, собираюсь ли я что-то делать для ТВ. Я сказал, что хотел бы, но в Останкино почему-то не полюбили Вампилова. Потом Кузаков, увидев фестивальную закуску, рассказал, какие замечательные помидоры он выращивает на даче. У меня дачи не было, и тема для беседы быстро исчерпалась. Тогда он как вежливый человек спросил, что это за пьеса такая про утиную охоту. Пьесы товарищ не читал, а времени у нас было много, и я пересказал Кузакову «Утиную охоту» подробно и даже в лицах. Кузаков на ТВ за репертуар не отвечал, а занимался только кадрами. Его интерес я объяснил вежливостью и безвыходным положением, в котором начальник оказался. На фестивале я его больше не встречал.

Через некоторое время я приехал в Москву по делам другого фильма – мы затевали экранизацию раннего рассказа Достоевского «Чужая жена и муж под кроватью». Это была небольшая комедия абсурдистского толка. Хотелось познакомить зрителей с совершенно неожиданным Достоевским. Однако сняли мы эту картину значительно позднее. На этот раз запуск пришлось неожиданно отложить. В Останкино у меня, между делом, спросили, хорошо ли я знаю Кузакова? Я сказал, что нет, что я только прокатился с ним один раз на речном трамвае. На том разговор и закончился.

Но на другом этаже того же Останкина меня позвали в более ответственный кабинет. Там сообщили, что ситуация с «Утиной охотой» меняется и что следует подумать о возможной экранизации пьесы.

– Это пока не точно, но кто знает? – туманно пообещали в Останкино.

Такие сенсационные новости распространяются мгновенно. Я еще не выехал из Москвы, а в Питере уже засуетилась наша съемочная группа и в среде артистов принялись гадать, кому же достанется роль Зилова? Нынешняя перемена в отношении к «Утиной охоте» была загадочной. Прежде хоть было понятно, почему пьесу так не любят. Главный герой – циник и скандалист Зилов – прямое продолжение и наследник вереницы российских литературных героев, «лишних людей», не сумевших себя реализовать в жизни, сомневающихся и в себе, и во всем. Если такая фигура талантливо и проницательно написана, она выглядит протестной, даже бунтарской. Может ли вызвать симпатию такой герой и такая пьеса на государственном телевидении? Почему пьесу не любят – понятно. А вот почему вдруг возлюбили? Возможно, после встречи в Праге Кузаков просто упомянул «Утиную охоту», а это ошибочно поняли как руководство к действию? Возможна и любая другая случайность. Во всяком случае, мы этой ситуацией поспешили воспользоваться.

В редакторских низах новость восприняли без восторга – в конце концов, отвечать за последствия будут они. Мне предложили «для удобства прохождения в инстанциях» объявить картину «антиалкогольной» и замаскировать ее под названием «Пока не поздно». «Вы сначала согласитесь, а потом нас обманите», – посоветовали умные головы в Останкино. Я до сих пор храню сценарий «Утиной охоты», на обложке которого напечатано: «Пока не поздно». Я храню его как ценнейший памятник российской чиновничьей изворотливости. Их тоже можно понять. Врать, изворачиваться им приходилось, даже когда они пытались сделать доброе дело. Впрочем, обмануть-то я их обманул и название потом сменил на нейтральное: «Отпуск в сентябре», но картине, в дальнейшем, это не очень помогло.

Мы придерживались уже проверенной тактики. Сперва выбрали натуру для съемок. Выбор пал на Петрозаводск. Здесь мы облюбовали помещение в строящемся доме на окраине и оборудовали «квартиру Зиловых». Мы решили здесь, вдали от начальства, отснять весь материал, здесь же смонтировать его и явиться из экспедиции с практически готовым фильмом. Утверждать актеров мы тоже не спешили. Я собирался представить их, когда начальству уже некогда будет выбирать, колебаться и размышлять. Такие маленькие хитрости иногда помогают. Тем более что я рассчитывал на артистов, которых хорошо знал. Это были: Леонов, Богатырев, Бурляев, артист из БДТ Богачев, Наташа Гундарева и Ирина Купченко. Утверждение Зилова я намерено оттягивал. Если раскроешь кандидатуру Зилова, то раскроешь и всю идеологию будущего фильма. Лучше это делать в самую последнюю очередь.