Шрифт:
Интервал:
Закладка:
А это что такое?
Я нажимаю на следующую фотографию, и она ведет меня на кухню. На потрясающую кухню. Затем я просматриваю их все. Комната за комнатой, заполнены вещами. И в каждой из них есть что-то особенное, на чем написано «Мак» и «Элли». Фотографии в рамках. Подушки. А в домашнем офисе два стола стоят друг напротив друга. А вот фотография настольных табличек крупным планом. И снова «Мак» и «Элли».
Я пишу ему сообщение в ответ.
Элли: Ты что делаешь?
Мак: Делюсь с тобой своими бредовыми мечтами.
Я снова смеюсь, ничего не могу с собой поделать.
Элли: Зачем?
Мак: Потому что это все, что у меня осталось, Элли. Просто мечта обо всех тех вещах, которых у нас не было, но я отчаянно хочу, чтобы они были.
Я чувствую, как по моей щеке скатывается маленькая слезинка.
Мак: Ты все фотографии просмотрела?
Я возвращаюсь к доске и прокручиваю страницу вниз. На самой последней фотографии запечатлен Мак, стоящий перед вывеской «продано» во дворе дома моей мечты.
Со щенком на руках.
Со щенком староанглийской овчарки.
Мак: Просмотрела?
Теперь я уже действительно плачу.
Элли: Что ты сделал?
Мой телефон вибрирует, и я нажимаю кнопку «Ответить».
— Алло?
— Я хочу, чтобы сбылась эта мечта, Элли. Хочу этого больше всего на свете. И знаю, что тебе нужно было время, чтобы собраться с мыслями. Пойти своим собственным путем. И я очень сильно тобой горжусь. Но я больше так не могу. Я больше не могу ждать, Элли. Мне нужно, чтобы ты сошла со своего поезда в аэропорту. Потому что я никогда не перестану писать тебе сообщения со своими бредовыми мечтами, пока ты не станешь их частью.
— Мак…
— Просто встреться со мной в ангаре.
Глава 36
Мак
Элоиза Хэтчер входит в ангар в длинном красном шерстяном пальто с черным поясом на талии. Черные сапоги до колен скрывают ее восхитительные ножки, и единственное, о чем я думаю: есть ли на них сзади молния, облегчающая их снятие.
Возьми себя в руки, Мак. Это твой единственный шанс ее завоевать. Ты не станешь трахать ее до бесчувствия, пока она не «купится» на твою мечту.
Я не знаю, чего ожидать, но румянец и скрытая улыбка — хороший признак того, что я на правильном пути.
Скаут скулит и размахивает хвостом по грязному бетонному полу.
Подходя ко мне, Элли качает головой, ее руки глубоко погружены в карманы, а ветер от вертолета на летном поле легко треплет волосы вокруг лица. Я не могу отвести от нее глаз. Она выглядит… невероятно. Идеально.
— А это еще кто? — спрашивает она, кивая головой на щенка, довольно большого для своих восьми месяцев.
— Скаут, — отвечаю я. При одном упоминании своего имени Скаут вскакивает и опирается передними лапами на Элли, отчаянно пытаясь лизнуть ее лицо. — Прости, — говорю я. — Она училась в пяти «школах послушания», но… — я смеюсь и пожимаю плечами. — Девочки всегда будут девочками. Они послушны только тогда, когда сами этого хотят.
Элли наклоняется и позволяет собаке себя «поцеловать».
— У меня была такая же, когда я была маленькой.
— Знаю, — тихо говорю я. Элли поднимает на меня глаза, они покраснели, словно она плакала. Господи, надеюсь, не я стал тому причиной. — Я купил ее прошлым летом, после того как мы… Мне Мин рассказала. Понимаешь, мне потребовалось много времени, чтобы подумать обо всем, о мечтах, прежде чем, наконец, удалось собрать все части воедино.
Элли встает и крепко обхватывает себя руками.
— Послушай, я знаю, что это было нелепо и бредово. Но это просто…
— Не предназначалось мне, — заканчиваю я за нее. — Знаю. Но мне нужно, чтобы ты, Элоиза Хэтчер, знала, что та доска в Пинтерест, которую я создал, заполнена моими собственными бредовыми мечтами… ну, она была предназначена для тебя.
— Это происходит на самом деле? — спрашивает она.
Я медленно киваю. А потом я протягиваю ей руку:
— Пойдемте со мной, мисс Хэтчер. Мне нужно кое-что показать.
Она вкладывает свою руку в мою, и я веду их со Скаут к вертолету. Скаут запрыгивает в него, как профессионал, и устраивается на пустом переднем сиденье, словно знает, что она здесь второй пилот. Я придерживаю Элли за руку, чтобы она не упала, пока забирается внутрь, а затем сажусь рядом, показываю пилоту большие пальцы вверх и захлопываю дверь.
Я крепко держу руку Элли, пока мы поднимаемся и направляемся на восток. Мы летим молча. Здесь слишком шумно, а то, что мне нужно сказать, говорят с нежностью. Поэтому я жду, пока мы не приземлимся на вертолетной площадке, которую я построил рядом с домом прошлым летом сразу после того, как его купил.
Это было безумием с моей стороны. Но ей нужен был этот дом. Этот земельный участок. И эта собака. Так что я купил все это с надеждой в сердце. С надеждой, что она простит меня за то, что я обращался с ее мечтами так, будто их надо стыдиться.
Я открываю дверь и снова показываю пилоту большие пальцы вверх. Скаут в кои-то веки ждет своей очереди, пока выбираюсь я и помогаю Элли, поддерживая все той же твердой рукой.
Я буду раздавлен, если она сегодня меня отвергнет, но все равно отдам ей этот дом. Подарю ей ее мечту, даже если сам не смогу быть ее частью. В любом случае, все это записано на ее имя. Даже регистрационные документы Скаут.
Мы наклоняемся из-за потока ветра, создаваемого лопастями вертолета, а потом он взлетает, и мир вокруг внезапно замолкает.
Элли смотрит на сарай и пастбище за домом.
— Это…?
— Овцы, — говорю я, смеясь над абсурдностью происходящего. — Каждой хорошей староанглийской овчарке нужны овцы. Сейчас она гоняет их по полной программе, но я уверен, что со временем она успокоится.
Элли делает глубокий вдох, а потом поворачивается ко мне лицом. Я все еще удерживаю одну ее руку, но сейчас беру и вторую.
— Элоиза, я тебя люблю. И я так сильно по тебе скучал, что это было настоящей пыткой. Поэтому утешал себя тем, что пытался воплотить в жизнь твои мечты. Я не хочу всего этого без тебя, так что если ты скажешь «нет» второму шансу, то я пойму, но все это останется твоим. Никаких обид. Никакой злобы. Никаких долгов, по которым тебе нужно платить.