чем? — кричу я в ответ, со всей силы открывая дверцу машины. — На счет меня?

Мак качает головой, слегка опустив плечи:

— Никогда не кажись слишком идеальным. Сорок шестой Закон верен. Людям не нравится совершенство, они больше предпочитают подделки.

— Ну, — говорю я, и последний грустный смешок слетает с моих губ, — тогда, вероятно этот закон предупреждает тебя о том, что нужно держаться подальше от меня, Маклин Каллистер. Потому что это я придумала фальшивый мир, помнишь? Я — еще один знак на твоей дороге жизни, говорящий, что тебе нужно двигаться дальше. Я — не то место куда ты направляешься. Я даже не достойна остановки.

Я сажусь в машину, завожу ее и уезжаю.

Он не понял ничего из того, что я пыталась сказать. Ничегошеньки. И я не могу его за это винить, ведь я сама не уверена в том, что хоть что-то понимаю. Знаю лишь, что все кажется… неправильным. Эта работа, моя книга, выдуманная жизнь, о которой я мечтала, чтобы заполнить пустоту в моем сердце.

Я проезжаю по красиво ухоженной дороге и добираюсь до своей квартиры. Еще одно напоминание того, как мало я нажила после окончания колледжа. Как мало достигла.

Мака обвинили в изнасиловании и убийстве, и он уехал, чтобы накормить мир и что-то изменить. Я же застряла на непыльной работенке в корпорации номер один в Америке по условиям труда, и закончила тем, что писала бредовые сообщения мужчине, который совсем не интересовался мною.

Так держать, Хэтчер. Твои родители гордились бы тобой.

От этой мысли я начинаю плакать. Сильно. Слезы катятся по моим щекам, и вместо того, чтобы заехать на свою парковку, я продолжаю путь, пока не оказываюсь у автострады. Сворачиваю на нее и еду на восток. Примерно через двадцать минут городской ландшафт сменяют растянувшиеся фермы и ранчо с лошадьми. Два часа спустя я выезжаю на пустынное двухполосное шоссе, ведущее на юг, пока дороги не становятся грунтовыми, а пастбища не сменяются кукурузными полями высотой по пояс.

Я глушу двигатель на вершине холма и выхожу, летний ветер треплет мои волосы по лицу, когда я поворачиваюсь спиной к солнцу и смотрю вниз на фермерский дом, в котором выросла.

Он расположен в полумиле от того места, где я стою, но мне не нужно находится ближе, чтобы видеть то, что мне нужно. Широкое переднее крыльцо. Дети играют во дворе. Вокруг бегают собаки. Когда я была маленькой, мы разводили овец, а не только сеяли кукурузу. Но новые хозяева никогда не разводили животных. Только засеивали поля. Они даже снесли амбар, чтобы выжать из этой земли все до последней капли урожая.

Я жила здесь, на ферме моих бабушки и дедушки со своим отцом, после того как уехала моя мама. А после их смерти мы все продали. Все равно я тогда училась в колледже. Но мне было очень грустно все это продавать. Это было единственное место, которое ощущалось домом. Где я могла быть самой собой. Как долго я живу своей воображаемой жизнью? Дольше, чем писала те сообщения Хиту, это уж точно.

Уже очень давно я не была самой собой. Почему все эти годы я оставалась в «Стоунволл»? Эта карьера не та, о которой я мечтала. Я же не зря получила степень по психологии. Я всегда хотела помогать людям, и у меня всегда была мечта стать лайф-коучем. Знакомство со знаменитостями должно было стать трамплином, но вместо этого превратилось в тупик.

Я рада, что кто-то купил эту ферму. По крайней мере, она не пустует и в этих стенах живет новая семья.

И они выглядят счастливыми.

А я рада за них. Я была счастлива, когда росла здесь, это уж точно.

Я вытираю слезы с глаз, забираюсь в машину и на несколько секунд кладу голову на руль. Наверное, именно поэтому я люблю свой иллюзорный мир больше, чем реальную жизнь. Наверное, я просто пытаюсь вернуть ту часть своей жизни, которую оставила позади, когда уехала отсюда. Пытаюсь заполнить ту дыру в моей груди, которая грозит показаться каждый раз, когда я замедляюсь и у меня есть несколько минут, чтобы действительно задуматься о своей собственной жизни. О своих собственных надеждах и мечтах.

Я — самое настоящее посмешище. Как я вообще могла подумать, что смогу помогать другим людям преодолевать трудности в их жизнях, когда даже не могу взглянуть в лицо реальности своей собственной ситуации?

У меня в сумочке звонит телефон. Я достаю его и провожу большим пальцем по экрану, чтобы принять вызов.

— Привет, — говорю я.

Это Мин.

— Я только что узнала о том, что случилось, Элли. Что происходит?

Я начинаю плакать, и Мин делает все возможное, чтобы вытащить подробности, кусочек за кусочком. Я сижу на обочине дороги и смотрю фактам в лицо, когда ей все рассказываю. Обо всем, чего хотела от жизни, и обо всем, чего так и не произошло.

Мин терпеливо слушает, как и полагается лучшей подруге, поддерживая меня и тихо что-то говорит, чтобы сгладить мои оскорбленные чувства.

— Возвращайся, — говорит Мин. — Ты можешь на некоторое время остановиться в моем доме.

— Нет, — говорю я, все еще прерывисто дыша из-за рыданий. — Я не могу, Мин. Мне нужно понять, какого черта мне делать. Мне нужно все для себя решить. Я не могу продолжать притворяться, что все хорошо. Черт, — я смеюсь в последний раз, всхлипывая, — все даже близко не в порядке.

— Издай свою книгу, Эллс. Просто выложи ее в сеть, как мы и договаривались. Она очень хороша.

— Как она может быть хорошей? — спрашиваю я. — Как, Мин? Моя жизнь — сплошная неразбериха. Моя карьера. Если это вообще можно так назвать, закончена.

— Твоя карьера еще даже не началась, Элоиза Хэтчер. Эта книга — твое будущее. Ты хороший лайф-коучер. Как там говорят? Сапожник без сапог или какая-то хрень в этом роде? Ну, ты все еще можешь вносить ясность в жизни других людей, даже если не можешь все прояснить в своей собственной.

— Это обман, — говорю я. — Говорить, что я могу помочь людям, когда не могу помочь даже самой себе, — это обман. А я больше не могу иметь дело с фальшивой жизнью.

— Элли, — вздыхает Мин. — Мне нравятся твои забавные мечты и иллюзии. Все это делают. Твои фантазии делают людей счастливыми.

— Ну, они не делают счастливой меня, — признаюсь я. — Ни капельки.

— Так измени это, Эллс, — тихо говорит Мин. — Возвращайся домой и измени это. Мы сделаем это вместе.

Глава