Мак

Я смотрю в окно на коров, когда стук в дверь моего кабинета вырывает меня из задумчивого состояния. Сегодня идет снег, и они похожи на маленькие черные и рыжие пятнышки на белом покрывале.

— Войдите, — говорю я.

— Мак? — зовет Стефани за моей спиной.

— Да, — отвечаю я, засовывая руки в карманы брюк.

— Ее включение через три минуты.

Я киваю, не оборачиваясь.

— Хотите, я включу Ваш телевизор? Мы все собираемся смотреть по большому телевизору в Атриуме.

— Нет, — говорю я. — Я подойду через минуту.

Стефани уходит, тихо закрыв за собой дверь.

Прошло уже шесть долгих месяцев с того момента, как я видел Элли. Шесть месяцев размышлений о том, как все исправить, и шесть месяцев прихода к осознанию того, что есть некоторые вещи, которые людям нужно сделать самостоятельно.

Думаю, что возвращение в этот офис после ухода Элли было именно таким решением. Я прятался, когда впервые ступил сюда как МакАлистер Стоунволл, просто не осознавал этого. Но Александр был моим добрым другом, пока я рос. Мы с Хитом действительно как братья. И если бы кто-то посмел приставать к Камилле, то я был бы рядом, чтобы поставить этого кого-то на место, как и любой старший брат. Так что, наверное, я нашел себе оправдание. Я все еще мог быть Маком, просто взяв фамилию Стоунволл, пока компания не будет продана. Но Александр никогда не хотел ее продавать, он хотел, чтобы я занял это место. И я думаю, что он все-таки добился своего. Потому что сама мысль о том, чтобы покинуть это место после ухода Элли, была для меня невыносимой. В тот момент я захотел получить эту работу.

Нет, поправлю себя. Мне она была необходима. Чтобы дать мне связь с Элли. Чтобы иметь некую надежду, что то, что я начал понимать о себе, может оказаться неправдой. А еще, я надеюсь, что все те вещи, которые я понял о себе, окажутся ложью.

Они правы. Были правы.

Я прятался. На протяжении десяти лет я потерял себя в благотворительности. В филантропии. В надежде, что это сотрет грязное пятно, оставшееся после колледжа.

Чувство вины.

Я не насиловал ту девушку. И если бы она не обвинила меня и всех моих друзей в изнасиловании, я, наверное, никогда даже не вспомнил бы ее имени.

Но чувство вины после того ее убийства, было тем, с чем я не мог жить.

Она была мертва из-за того, кто я есть. Может, я и не делал этого, но, если бы Маклина Каллистера не существовало, она никогда бы не оказалась замешанной в той подставе. Она все еще была бы жива, если бы я никогда не родился.

Так что, да. Я сбежал. Теперь я могу в этом признаться, но только потому, что знаю, каково это — остаться позади.

Думаю, именно поэтому я и остался. Могу себе представить, через что, вероятно, прошел мой отец после того, как я уехал и начал раздавать свои деньги, словно они росли на деревьях.

Я никогда не нуждался в деньгах. И раздавать их не было чем-то многозначительным. У меня так много трастовых фондов, которые накапливают проценты, и некоторые из них созревают каждый год или два. Моя семья устроила все таким образом, чтобы мне не пришлось работать ни дня в жизни.

Раздавать деньги никогда не было риском с моей стороны. Даже, несмотря на несколько деноминаций, с которыми я столкнулся. Потому что, даже сталкиваясь с постоянной финансовой катастрофой, я всегда знал, что их будет больше.

Филантропия долгое время приносила удовлетворение. Это было похоже на работу. Я каждый день просыпался и делал звонки. Ходил на встречи. Принимал решения.

Мне просто никогда не приходилось ни перед кем отчитываться.

Вот почему я остался здесь, в «Стоунволл».

Теперь я отчитываюсь перед Александром. Я продал ему два процента акций из своей доли в компании, просто чтобы подарить ему уверенность в том, что построенная им империя никогда не будет под угрозой из-за капризов другого партнера.

Он согласился продать компанию, если я того захочу, даже после того, как я продал ему свой контрольный пакет акций. Но к тому времени я уже все осознал.

Я хочу всего этого.

Мне нужно то же, что и у него.

Семья. Новое начало с теми, кому я доверяю.

То, в чем я не признавался даже самому себе с тех пор, как в колледже услышал то обвинение.

Раздача своих денег, чтобы отделить себя от компании остальных миллиардеров, никогда не приносила бы этого. Это очень хорошо. И я никогда не откажусь от благотворительности, но никому не нужно, чтобы я делал вид, что работаю, пока я выписываю чеки. Я все равно никогда не делал ничего значительного.

Но это делают Стоунволлы. Камилла очень успешна в Европе. А Хит делает большие успехи в Китае, хотя я и считаю его настоящим засранцем, когда речь заходит о женщинах. Он еще не скоро вернется домой.

И вот я здесь. Генеральный директор компании «Стоунволл» в Северной Америке.

Я здесь. И все еще один.

— Мак? — кричит Стефани. — Элли в эфире!

Я регулярно получаю новости об Элли от Мин. У нас происходили постоянные встречи по вечерам пятницы с той самой недели, как ушла Элли, но все они были деловыми.

Элли перестала искать издателя для своей книги.

У нее появился новый редактор.

Она нашла дизайнера для обложки.

Она оформила книгу.

Она нашла типографию.

Она начала издаваться.

Это был отчет за прошлую неделю, так что больше не будет никаких встреч, касающихся публикации книги Элли Хэтчер. И я даже не осмелился задать ни единого личного вопроса. Я отказываюсь обсуждать Элли, словно она вещь, которую нужно планировать и вносить в рабочий график.

Но каждую минуту, каждую секунду каждого дня я жалею, что не сделал этого.

Есть ли у нее парень? Она хоть раз говорила обо мне? Счастлива ли она?

Я не стану спрашивать, но мне очень хочется. Я не стану спрашивать, пока Элли не согласится со мной встретиться. А она не соглашается. Я, по меньшей мере, два десятка раз просил ее где-нибудь со мной встретиться. Сходить выпить? Пообедать? Поужинать? Провести выходные у меня дома?

Нет. Нет. Нет. Черт, нет.

Все это было написано в сообщениях. Она не отвечает на мои звонки. И уже больше двух месяцев она не отвечает ни на одно мое сообщение.

Признай это, Мак, она двинулась дальше. Именно так, как она и хотела.