Затем нам пришлось драться с дальними истребителями сопровождения, которые еще больше осложнили нам жизнь, пока мы не получили реактивные истребители Ме-262 с четырьмя 30-мм пушками и 24 ракетами R4M. Тогда у нас появилась возможность пробивать большие бреши в строю бомбардировщиков, не подходя на дальность заградительного огня. Мы наносили повреждения, затем разворачивались и добивали подранков пушечным огнем. Наши реактивные истребители было трудно сбить, если только они не ввязывались в «собачью свалку» с вражескими истребителями или не нарывались на заградительный огонь группы бомбардировщиков. Нам больше приходилось опасаться огня собственных зениток, особенно во время посадки или взлета. Но это было уже в самом конце войны.

Пока мы находились в Италии, у нас было множество боев, а наши аэродромы постоянно бомбили. Нас атаковали с аэродромов захваченной противником Сицилии, а потом и с южной Италии. Теперь воздушная война стала по-настоящему опасной. Временами противник имел по сто самолетов на один наш. Это были дни великих приключений. Я помню, как впервые услышал об американских неграх-пилотах и был страшно заинтригован. Я никогда не воспринимал всерьез рассуждения о расовом превосходстве. Ни один умный человек на это не способен, но меня заинтересовали параллели между расовой сегрегацией в Америке и Германии.

Вот почему мы были удивлены, когда услышали об американских неграх-истребителях. Потом мы сообразили, в какой части они воевали, и я понял, что часто сражался с этими истребителями, имеющими красные хвосты. Они не были идиотами. Один из них даже сумел сбить меня практически сразу после взлета. Я сумел вернуться на аэродром, но мотор разлетелся на куски. Хорошие пилоты. Смелые. Позднее мы с Галландом несколько раз говорили с Нойманом и Рёделем, командирами истребительных эскадр в Италии, об этих черных пилотах.

У нас было много возможностей сразиться с новыми американскими истребителями. Мы сражались с Р-40, которые представляли опасность только в случае лобовой атаки. То же самое можно сказать о Р-38. Он имел мощное вооружение, впрочем, как и остальные американские истребители. Однако лишь «мустанг» представлял проблему в маневренном бою, и многие наши пилоты стали жертвами этого истребителя. Я сумел встретиться с несколькими пленными пилотами, которые летали на этих истребителях. Должен сказать, что Р-37 тоже представлял собой зверя, с которым лучше было не встречаться. Он имел страшную батарею из восьми 12,7-мм пулеметов и мог нанести больше повреждений, чем любой истребитель. Разумеется, воздушные налеты продолжались непрерывно.

Однажды я совершал испытательный полет на Ме-109G вместе со своим адъютантом с нашей базы в Фодже. Я только что получил новый истребитель с мощным мотором. На нем даже краска не успела обсохнуть. Это был прекрасный истребитель. Произошло это, когда меня выгнали из Германии, сделав командиром JG-77. Нас на малой высоте атаковало группа Р-38 «Лайтнингов». Их было около сотни, а нас всего двое, так почему бы не атаковать? Мы только что взлетели. Мы повернули навстречу, и я врезался в их строй, успев атаковать пару на встречных курсах. Я всадил длинную очередь в Р-38, его пилот перевернул самолет и выбросился с парашютом. Я снял это на фотопулемет.

Наши солдаты схватили американца, и он стал пленным. Я пригласил его в свою палатку на выпивку и обед, и мы просидели всю ночь. Нам принесли местного вина, и мы пили, пили, пили… Я подумал про себя: «И что мне теперь делать с этим парнем?» В итоге далеко за полночь мы улеглись спать в палатке, и я вытянул ноги так, чтобы коснуться его. Он приподнялся и сказал: «Не беспокойтесь, я не убегу. Я дал вам слово офицера и джентльмена. Кроме того, я слишком пьян». Мы уснули, и он сдержал свое слово. Я не стал приставлять к нему часовых. Это сработало надежно. Он оказался отличным парнем, и я был горд, что одержал эту победу. Но я сказал, что был бы еще более рад, если бы он остался цел.

Меня попросили написать отчет о вражеских истребителях. Союзники, особенно американцы, имели много отличных истребителей. «Лайтнинг» был скоростным фантастическим истребителем и представлял реальную угрозу, если имел преимущество по высоте. Он был уязвим, если вы находились сзади и чуть ниже него и быстро сближались, или вам удавалось втянуть его на вираж. Но в атаке это был великолепный самолет. Один такой сбил меня в 1944 году, дав очередь с дальней дистанции. Он имел 12,7-мм пулеметы и 20-мм пушку, и никто из нас не рисковал идти на него в лобовую атаку. Р-51 «Мустанг» был смертоносным оружием, имел огромную дальность и великолепную маневренность, мог действовать с любой авиабазы в Европе. Это сильно осложнило нам жизнь, особенно позднее, когда мы перешли на реактивные истребители. «Мустанги» крутились вокруг наших аэродромов, подстерегая нас на взлете и посадке.

«Тандерболт» был крайне опасен. В пикировании он обходил любой самолет, кроме реактивных, скороподъемность тоже была неплохой, но уступала Me-109G и FW-190D. Он имел такую же прочность, как бомбардировщик. Я говорил с двумя пилотами, которые расстреляли весь боезапас, но «тандерболты» продолжали каким-то чудом лететь. Его пилот был отлично защищен, вокруг кабины была установлена броня. У нас на одном аэродроме были собраны трофейные вражеские самолеты, чтобы мы могли познакомиться с ними. Ралль, Вальтер Даль, Гейнц Бэр, Антон Хакль и я облетали некоторые из них в 1944 году. Они были отличными самолетами и прекрасно построены. Американские истребители имели в три раза больше приборов, чем наши. Количество органов управления поражало. И еще одно нужно отметить – я удивился огромному боезапасу американских истребителей. Особенно выделялся этим Р-47.

После очередной встречи с Галландом и другими я провел всего несколько дней в «Коммандо Новотны», обучаясь летать на Ме-262, как вдруг мне сообщили, что я должен принять командование 1-й эскадрильей, а потом временно и 1-й группой, хотя я был подполковником, а командиром – Новотны, имевший звание майора. Возникли некоторые споры, почему командиром назначили офицеры в невысоком звании. Кто-то считал, что это сделали, потому что он имел Бриллианты, что звучало разумно. Другие утверждали, что причиной было то, что он австриец, как и Гитлер, и это было способом убедить фюрера начать производство реактивных истребителей.

Я был старше по званию, однако у него был больше налет на реактивных самолетах и больше побед, и я должен был пока лишь учиться, а не командовать. Мы работали вместе во время моих первых тренировок, которые продолжались всего 3 дня. Я толком с ним не познакомился, потому что он погиб через пару дней после моего прибытия. После окончания обучения мне пришлось вернуться в Италию. Новотны был моложе меня, ему исполнилось всего 23 года. Я думаю, он был действительно великим летчиком-истребителем и хорошим человеком»[3].

Майор Вильгельм Батц был противоречивой фигурой, даже где-то очень противоречивой. Его служба в люфтваффе началась еще до войны, однако свою первую победу он одержал только 11 марта 1943 года. В течение следующих 15 месяцев он одержал еще 15 побед, что для люфтваффе было, мягко говоря, маловато. Однако войну он закончил, имея 237 побед (шестое место среди лучших немецких асов) и был награжден Дубовыми Листьями и Мечами.