Наступила тишина.

– Может… может быть, вы просто не видите его? Нельзя ли попробовать еще раз? – попросил Мэттью.

– Боюсь, что нет. – Доктор снова улыбнулся. – Мы посмотрели очень тщательно, и я сказал бы, что, глядя на измерения, это имело место уже неделю или две назад. Мне очень жаль.

Все вчетвером молчали, осознавая услышанное.

– Что будет теперь? – едва слышно спросил Мэттью.

– Мы дадим вам минуту или пару минут, а потом вернемся и объясним, что мы можем предложить вам. – Он кивнул им обоим и вышел из комнаты вместе с коллегой, с виноватым видом ускользнувшей вслед за ним.

Мэттью встал и посмотрел на жену, с безучастным лицом лежавшую на кушетке. Она опустила рубашку, накрывая свой ставший бесполезным живот.

– Я хочу, чтобы все было сделано как можно быстрее, Мэтт. Я не желаю больше лежать здесь дольше, чем необходимо. – Она в первый раз посмотрела на него, ошеломленная тем, что его лицо сморщилось от слез.

– Все будет хорошо, все будет хорошо. – Он взял ее руку в свою и поцеловал ее пальцы.

Проведя рукой по покрытому полиэтиленом матрасу, она почувствовала, что ее затуманенное сознание путается. Ей ввели лекарственное средство для подготовки к наркозу, на руке была зафиксирована канюля точно так же, как тогда, когда она рожала Лилли, но на этот раз для процедуры совершенно иного рода. Процедура – так в конце концов было сказано, процедура, а не роды. «Эвакуация остаточных продуктов зачатия» – это был отвратительный, бесчеловечный термин, но, по-видимому, резонный. Что до Джессики, то она восприняла его с благодарностью.

Когда ее везли на каталке в операционную, Мэттью поцеловал ее в щеку.

– Я буду здесь, я подожду, любовь моя, – сказал он.

Кивнув, она закрыла глаза, погружаясь в обволакивавшую ее темноту.

Возвращаясь домой без ребенка, Джессика чувствовала себя до странности отчужденной от своего тела. Она смутно реагировала на спазмы в животе, как будто при схватках, но это происходило с кем-то другим. Она была опустошена, а в голове все мешалось, когда мозг пытался отличить схватки от последствий потери ребенка. Она не понимала, почему в больнице настояли на том, чтобы она доехала до машины на кресле-каталке. Сразу же после приезда домой она стала карабкаться по лестнице, время от времени забегая в туалет, но когда она попыталась обратить на это внимание, то у нее язык не повернулся.

Маргарет и Энтони провели целый день на Мертон-авеню, приглядывая за Лилли, которая была слишком взволнована оттого, что мама и папа возвращаются домой. Когда они шли по дорожке, Мэттью обнимал жену за талию. Она передвигалась медленно, держась за калитку и слегка покачиваясь при каждом движении, ее матка пульсировала, когда она делала очередной шаг.

Миссис Не-очень стояла на тротуаре. Она молчаливо наблюдала за тем, как Джессика на дрожащих ногах выходила из машины.

– Итак, вы вернулись, – сказала она. – Желаю вам удачи. – Это было так похоже на доброжелательность, которой эта женщина никогда не проявляла, что у Мэттью на глазах выступили слезы.

Когда они вошли в дом, Лилли, переваливаясь, побежала к маме, а сверху за ней стремительно погналась бабушка Маргарет.

– Я сделаю тебе чашку чая, Джесс, секундочку. – Маргарет поцеловала невестку, встретив ее в коридоре. – Я разговаривала с Корал, она, разумеется, целует тебя и говорит, что приедет, как только ты немного придешь в себя.

Джессика кивнула, благодарная за их участие.

– Проходи и садись, Джессика, – ласково проговорил Энтони.

– По правде сказать, папа, мне кажется, что она хочет поспать и немного полежать. – Мэттью смотрел на жену.

– Да, разумеется. Разумеется, – негромко проговорил Энтони, сомневаясь, правильно ли он поступает или высказывается.

– Пойдем, Джесс, давай уложим тебя. – Положив руку на хрупкую спину жены, Мэттью повел ее наверх по лестнице.

Чистое покрывало было отвернуто. Джессика осторожно опустилась на матрас, а Мэттью снял с нее тапочки, поднял ноги на кровать и накрыл одеялом. Наклонившись, он заботливо, по-отечески поцеловал ее в лоб.

– Тебе нужно поспать, любовь моя, я скоро приду и проверю, как ты. Я покормлю Лилли и успокою ее.

– Мэтт?

– Да?

– Это случилось из-за меня. Это моя вина. Но я сделала это для нас, для нас и для Лилли, – пробормотала она.

– Нет, нет, Джесс. Разумеется, это не твоя вина! Такое случается, иногда без всякой причины. Ты не должна так думать. Не беспокойся об этом. – Когда он нежно поцеловал ее еще раз, ее глаза уже были закрыты.

Ей хотелось просто скрыться от мира, исчезнуть. Она лежала в темноте, слушая, как Маргарет, Энтони и Мэттью суетятся вокруг Лилли. Она слышала, как щелкнул выключившийся чайник, как звякнули поставленные на стол фарфоровые чашки, как брякнули столовые приборы. Она слышала, как звонит телефон, как течет из крана вода, как стекает вода в туалете и как отдаются эхом их приглушенные голоса. Ей казалось, будто она плыла, словно она была где-то снаружи и заглядывала в окно. Она услышала, как кто-то всхлипывает, и ощутила печальную, гнетущую атмосферу, горе, о котором говорили шепотом. Но она не ощущала ничего, кроме вины и облегчения, словно ей дали передышку. И это было правдой. Ей очень хотелось, чтобы это было правдой. Ее желание осуществилось.

5 июня 2015 г.

Иногда я думаю о том, какой была бы моя жизнь, если бы мое желание не реализовалось. Я думаю о жизни, в которой я совсем другая, и о том, как бы протекала моя жизнь дальше. Я представляю, как смотрю в кухонное окно на играющую в саду Лилли, она уже подросла и стала любопытной, но все так же ласкова и красива. О, очень красива. А мой второй ребенок, мальчик, который был бы жив потому, что я не пожелала бы другого, сидит у моих ног и играет с машинками, пока я готовлю на ужин овощи, чтобы успеть к приходу Мэттью, возвращающегося домой с работы. Воображая эту картинку, я улыбаюсь, светит солнце, жизнь прекрасна, а еще на мне надет передник.

Следующие дни после аборта были чередованием взлетов и падений. Временами Джессика чувствовала прилив сил, и ее переполняла радость, когда она занималась с Лилли, она носилась по дому, как кружащийся дервиш, пылесосила за диванами, мыла окна и отчищала плиту, при этом громко напевая разные мелодии. Лилли, несомненно, любила такие дни – атмосфера в доме становилась праздничной, а состояние перевозбуждения было заразительным. А в другие дни даже мысль о том, что нужно наполнить бутылочку или отрезать ломоть хлеба для тоста с медом, вызывала у Джессики слезы и изнуряла ее. Был как раз один из таких дней. Она чувствовала себя такой издерганной требованиями своей маленькой дочки, что, казалось, голова раскалывается. Лилли отказывалась спать после обеда, а в промежутках между приемами пищи хотела, чтобы Джессика играла с ней. Джессика бегала по дому, стараясь все успеть. Время шло, ей казалось, что у нее не было и минуты свободной. Это продолжалось бесконечно. Ее мучило чувство вины, когда она усадила Лилли смотреть мультфильм и тогда смогла вздремнуть рядом с ней на диване. Обычно, когда прокручивали состав исполнителей, она просыпалась, испытывая такое острое чувство вины, что осыпала дочь поцелуями, прося у нее прощения до тех пор, пока ее не накрывало следующей волной усталости и она снова не тянулась к пульту, проигрывая классические диснеевские мультфильмы. Но в этот раз зазвонил телефон, пробудив ее от сна, отчего Лилли громко заплакала. Отчаянно шаря одной рукой в поисках клубничного парацетамола и держа телефон в другой, Джессика ответила после десятого звонка.