Оделся он не так ярко, как прежде: джинсовые шорты, бежева футболка. Ни браслетов, ни кулона, к которому я когда-то проявила так много внимания. Видимо, и правда был занят, собирался на ходу. Светлые волосы спустились к лопаткам. Быстро растут. Быстрее моих. На глазах — темные очки, через которые так сложно разглядеть радужку, и я даже начала сомневаться, действительно ли глаза у него зеленые, как я помню?

Я солнечные очки не стала надевать, постеснялась.

Душу отчего-то охватило сомнение.

С момента нашей предыдущей встречи произошло уже столько виртуальных диалогов, а если точнее — то попыток диалогов, что я даже не знала, как следует себя вести. И в принципе не понимала смысл этой прогулки. Пока сидела на этой лавке, сто раз успела пожалеть, что в принципе согласилась куда-либо идти.

— Куда пойдем? — спросил он.

— Мне неважно.

Ник колебался недолго:

— Тогда зайдем возьмем попить.

И я только сейчас поняла — он ведь даже не извинился за то, что опоздал. Как и в прошлый раз. Это, видимо, врожденная особенность; и на каждую следующую встречу он будет точно так же опаздывать, а я — точно так же буду его ждать.

До ближайшего более-менее приличного супермаркета было минут десять пути, мы с девчонками часто ходили в него во время обеденного перерыва. Так что путь я знала прекрасно.

— Ну что ж, Ника. На тебе всё еще висит долг с нашей первой встречи.

Мне казалось, будто он только физически находится здесь, а душа его сейчас парит где-то далеко от меня, как минимум, в облаках.

— Это какой?

— Я много чего о себе рассказал. А ты всё время молчала.

— Ты спрашивал у меня, злопамятна ли я. Или что-то в таком духе. Выходит, ты и сам злопамятен. — Мы затормозили рядом с пешеходным переходом и одновременно покосились друг на друга. Теперь Ник стоял ко мне в три четверти, и я заметила, как длинные ресницы касаются поверхности стекол.

— Выходит, так, — не стал спорить он. — Ну, давай.

Светофор запищал, и мы в ускоренном темпе пошли через дорогу. Сквозь тяжелое дыхание я заметила:

— Я не знаю, что именно тебе интересно услышать. Ты можешь спрашивать, а я буду отвечать.

— Такое ощущение, что я уже это слышал.

— Наверное, не со мной…

Ник согласился вновь:

— Скорее всего.

Мне вдруг захотелось спросить — гулял ли он с какой-нибудь девушкой тем днем, когда мы с Ильей встретили его в парке. Но я не спросила. Даже если гулял, вряд ли помнит вплоть до даты. Даже если помнит, вряд ли я обрадуюсь ответу.

Несколько секунд молчания. Я могла бы задать вопрос самой себе — отчего же в первую нашу встречу общаться с Ником было куда проще? Но не стану, потому что прекрасно знаю ответ.

Может, было бы лучше, если бы мы остались друг для друга знакомыми одного дня?

Пожалуй, не самой глупой идеей было все-таки выложить то объявление о поиске мотоциклиста (на что в июне мне смелости не хватило). Слишком сильно меня отягощает мысль о дружбе Ника с Ильёй. Может, только из-за брата он и продолжает до сих пор со мной общаться.

— Давай с самого начала, — предложил Ник.

— С самого начала? Это как? С имен?

— Если ты считаешь нужным напомнить мне своё имя, то пожалуйста.

Мне хотелось обсудить его стихотворения, зачитанные до дыр, и песню, заслушанную до аккорда. Еще я бы поговорила о небе с его рельефными облаками и пении удивительной птички — мелодичное чирикание и яркий росчерк в конце. Мне хотелось замолвить слово о цветных буквах и о словах, которые сливаются в необычайной красоты картину. Чуть-чуть приоткрыть ему душу, как тогда, среди пионов. И, конце концов, настолько погрузиться во всю эту лирику, чтобы заговорить о чувствах.

— Меня зовут Вероника, — и я протянула ему ладонь. Ник принял рукопожатие: у него ладонь была шире и длиннее моей, пальцы тонкие, с аккуратными ногтями. Я сжала ее на краткое мгновение, прежде чем отпустить. Холодная, хотя на улице тепло. — Я родилась седьмого ноября, спустя полтора года с того момента, как появился на свет Илья.

Трепещет. Едва заметно, но трепещет.

— Выходит, ты скорпион, — заметил Ник. Хотя по его лицу было видно, что он совсем не ожидал таких откровений.

— Выходит, так. Ранимые души.

— Скорее, ранящие.

Я продолжила:

— Наш папа — электроэнергетик. Заведует подстанцией неподалеку от города. Работа нервная… Особенно летом, когда грозы.

— Это лето было небогатым на грозы.

— И хорошо. В детстве мы с Ильей не знали, чего бояться больше — грохота и вспышек за окном или папы, который нервно ходит по квартире с телефоном, а потом едет через все эти природные аномалии. А мама у нас логопед. Хотя вообще у нее филологическое образование, она училась в вашем универе на гуманитарном факультете.

— Сменила квалификацию?

— Говорит, в те времена, когда она закончила учиться, необходимость в лингвистах была невеликой.

Из-за поворота появился супермаркет. Ну вот, тридцать секунд, и придём. Шустро.

— А Илью ты уже знаешь. Все время со мной нянчился, забирал после уроков, когда я еще в началке училась.

— Видимо, это было до того момента, как я перевелся к вам.

— Илья в пятом классе ушел в вашу гимназию, а я в своей школе осталась до конца… Не такая умная. Так что с четвертого класса я самостоятельно постигала это искусство — возвращаться домой. Жалко было его гонять, он вечно умудрялся посещать кучу кружков.

Когда мы заходили внутрь, Ник придержал дверь, пропуская меня вперёд. Манеры, понимаете. Все-таки иногда Ник о них вспоминает.

— Нам туда, — он указал пальцем на бесконечные ряды бутылок и коробок. А затем поделился: — У меня тоже есть старший брат. Не помню, говорил об этом или нет.

— Тоже вместо родителей был?

Едва я успела согреться, как нас окутала магазинная прохлада, и я в очередной раз пожалела, что не взяла с собой одежды теплее.

Ник помотал головой.

— У нас разница почти в одиннадцать лет. Так что интересами мы мало когда совпадали. Он рано появился у родителей, возиться с ним было некогда, и они приучили его к самостоятельности. И, видимо, им очень понравился самостоятельный ребенок, так что они решили сделать второго. Я у матери был весь июль. Она из бухгалтера переквалифицировалась в психолога, покоряет теперь столицу. Уже почти два года.

— Скучаешь?

— Обычно это дети уезжают, когда поступают в шарагу.

Думаю, он все-таки скучает. Только самому