– Миз Блум, чем могу вам помочь?

– Совсем не обязательно было так быстро перезванивать! – выпалила я.

– Ах, простите. Мне и в самом деле не стоит быть слишком пунктуальным с моими пациентами.

– Я не ваша пациентка.

– Верно, вы только прикидывались ею. – Помолчав, он спросил: – Кажется, вы мне позвонили?

– Да-да, конечно. Я подумала, не захотите ли вы встретиться со мной – по делу, разумеется…

– Разумеется.

– …поговорить о повешении и донорстве органов.

– Если бы только мне платили по десять центов каждый раз, как попросят об этом, – сказал доктор Галлахер, – я бы с удовольствием с вами встретился. По делу, конечно.

– Конечно, – переведя дух, согласилась я. – Загвоздка в том, что мне надо встретиться с вами довольно скоро. Суд моего клиента начинается через две недели.

– Ну тогда, миз Блум, я заеду за вами в семь.

– Ой, не стоит этого делать. Мы можем увидеться в больнице.

– Да, но я предпочитаю не есть десерт «Джелло» в больничном кафетерии в свои выходные.

– У вас сегодня выходной? – («Он перезвонил мне в выходной?!») – Ну, можем сделать это в другой раз…

– Разве не вы сказали, что у вас срочное дело?

– Ну… – запнулась я, – да.

– Тогда в семь часов.

– Отлично, – четко, как в зале суда, произнесла я. – Жду с нетерпением.

– Миз Блум…

– Да?

Я затаила дыхание, думая, что сейчас он озвучит условия встречи. Не ожидай больше того, что лежит на поверхности: два профессионала говорят о деле. Не забывай, что могла бы попросить любое число врачей, пусть даже таких, у кого глаза не как небо в безлунную ночь и нет умопомрачительного акцента. Не обольщайся, будто это настоящее свидание.

– Я не знаю, где вы живете.

Тот, кто сказал, что черный цвет стройнит, очевидно, имел в шкафу другую одежду, а не ту, что висит у меня. Сначала я примерила мои любимые черные штаны, которые перестали быть любимыми, потому что застегивались, только когда я не дышала, и сидеть в них за столом было невозможно. Когда я надевала черную водолазку, у меня будто появлялся двойной подбородок, а под черным вязаным болеро, которое в каталоге выглядело так мило, легко угадывался валик жира. Красный, подумала я. Буду дерзкой и заявлю о себе. Я примерила шелковую малиновую блузку, но единственное, о чем удалось заявить, – это дерзкое нижнее белье. Я перебирала шали, кардиганы, блейзеры, юбки-трапеции и плиссированные юбки, платья для коктейлей, бросая одну вещь за другой на пол, а Оливер отскакивал в сторону, стараясь не оказаться под грудой тряпок. Я примерила каждую пару своих брюк и решила, что моя задница имеет все шансы быть объявленной одним из спутников Сатурна. Потом я подошла к зеркалу в ванной.

– Дело в том, – сказала я себе, – что необязательно выглядеть как Дженнифер Энистон, чтобы обсуждать лучший способ казни.

Хотя, подумала я, это могло бы помочь.

Наконец я остановилась на моих любимых джинсах и ниспадающей мягкими складками бледно-зеленой тунике, которую раскопала за пять долларов в одном азиатском бутике и в которой мне всегда было комфортно, даже если я не выглядела идеально. Я скрутила волосы и закрепила их на макушке заколкой – как мне казалось, в греческом стиле.

Ровно в семь прозвенел дверной звонок. Последний раз взглянув на себя в зеркало – прикид в меру легкомысленный, – я открыла дверь и увидела доктора Галлахера в костюме и галстуке.

– Я могу переодеться, – быстро сказала я. – Я не знала, что мы идем в какое-то хорошее место. Не то чтобы я не ожидала, что вы поведете меня в хорошее место… Или что вы меня поведете… То есть я сама себя поведу… А вы поведете себя… Просто мы поедем в одной машине…

– Вы очаровательно выглядите, – произнес он. – А я так одеваюсь всегда.

– В выходной?

– Ну, я британец, – пояснил он, но поддел пальцем воротничок и стащил с шеи галстук, потом повесил его на внутреннюю ручку входной двери.

– Когда я училась в колледже и кто-нибудь так делал, это означало… – Я замолчала, вспомнив, что именно это означало: не входи, потому что твоему соседу по комнате здорово повезло. – Это означало… гм… что ты занят подготовкой к тесту.

– Правда? – удивился доктор Галлахер. – Как странно. В Оксфорде это означало, что твой сосед по комнате сейчас занимается сексом.

– Наверное, нам пора, – поспешила сказать я, надеясь, что он не заметил, как я мучительно покраснела, или что живу одна с кроликом, или что у меня такие толстые ляжки, что я могу и не поместиться на сиденье маленькой спортивной машины, которую он поставил на моей подъездной дорожке.

Он открыл мне дверь машины и включил зажигание, только когда я пристегнула ремень. Набрав скорость, он откашлялся.

– Хочу сразу покончить с этим, прежде чем мы пойдем дальше, – сказал он. – Я Кристиан[19].

Я уставилась на него. Неужели он что-то вроде фундаменталиста, который в нерабочее время общается только с людьми одинаковой с ним веры? Или он думает, что я лелею тайную мысль сбежать с ним, и решил разъяснить мне, что к чему? Ладно. Может быть, последнее не так уж далеко от истины.

Ну, все равно. Я ела, спала, дышала религией, занимаясь делом Шэя. Теперь я стала даже более восприимчивой к религиозной толерантности, чем была прежде. И если уж для Галлахера религия так жизненно важна, что он сразу заговорил об этом, то я отвечу той же монетой.

– Я атеистка, но хочу, чтобы вы знали: мой отец раввин, и если у вас с этим проблемы, то я наверняка найду другого врача, согласного поговорить со мной. И я была бы вам очень благодарна, если бы вы не стали с ходу вышучивать еврейских врачей. – Выпалив все это, я перевела дух.

– Ну что ж… – взглянув на меня, сказал он. – Пожалуй, вам лучше называть меня Крисом?

Я не сомневалась, что даже Эмили Пост не справится с этой темой, но мне показалось более разумным начать разговор о способах умерщвления человека после основного блюда.

Внутри ресторан представлял собой старый колониальный дом в Орфорде, с половицами, прогибающимися под ногами, и шумной кухней с одной стороны. Хозяйка приветствовала нас медоточивым, чуть охрипшим голосом, назвав доктора по имени.

Кристиан.

В зале, где мы расположились, было всего шесть столов, покрытых скатертями, плохо сочетающимися с приборами и бокалами. В бутылках из-под вина горели свечи. На стенах висели зеркала всевозможных форм и размеров – мое собственное представление о девятом круге ада, – но я едва их замечала. Я пила воду и вино, делая вид, что не хочу испортить аппетит свежеиспеченным хлебом с маслом – или разговорами о казни Шэя.