Но я забыл ему сказать, что Господь – так уж случилось – сидит на первом ярусе тюрьмы в каких-то трех милях от нашей церкви, ожидая ускоренного суда, начавшегося на этой неделе.

Каждый вечер я читал по три молитвы по четкам – покаяние в том, что солгал отцу Уолтеру, – но я должен был находиться там. Необходимо было более или менее творчески проводить свое время – теперь, когда я не посвящал его Шэю. С того момента, когда я признался ему в больнице, что работал в коллегии присяжных, осудившей его, он отказывался видеть меня.

Какая-то часть меня понимала его реакцию. Представьте, каково это – узнать, что ваш наперсник предал вас. Но другая часть меня часами пыталась постичь: почему не наступило Божественное прощение? Если верить Евангелию от Фомы, не важно, какое время и пространство Шэй воздвигал между нами. На самом деле мы никогда не разлучались: человеческое и Божественное – это две стороны одной медали.

Итак, каждый день в полдень я говорил отцу Уолтеру, что встречаюсь с вымышленной парой у них дома, чтобы попытаться отговорить их от развода. Но вместо этого ехал на мотоцикле в тюрьму, протискивался через толпу и заходил внутрь, пытаясь увидеться с Шэем.

После того как я прошел через металлоискатели, вызвали надзирателя Уитакера, чтобы тот отвел меня на первый ярус.

– Добрый день, отец. Вы пришли продавать печенье, испеченное девчонками-скаутами?

– Вы же знаете, – ответил я. – Сегодня произошло что-то необычное?

– Постойте-ка… К Джои Кунцу приходила медсестра по поводу его диареи.

– Ух ты, – сказал я, – жаль, что пропустил.

Пока я надевал бронежилет, Уитакер пошел на ярус, чтобы сообщить Шэю о моем приходе. Опять. Он вернулся через несколько секунд со смущенным видом.

– Не сегодня, отец, – произнес он. – Извините.

– Я попробую еще, – ответил я, но мы оба знали, что это невозможно: судебное разбирательство Шэя начинается завтра.

Выйдя из тюрьмы, я направился к своему мотоциклу. Скажу без ложной скромности, я был больше других похож на последователя Шэя, и если это правда, то надлежало учиться на ошибках истории. Во время распятия Иисуса все Его последователи разбежались, за исключением Марии Магдалины и Его матери. Так что, если Шэй не признает меня в суде, я все же буду там присутствовать. Я буду свидетельствовать за него.

Я долго сидел на мотоцикле, никуда не уезжая.

По совести говоря, мне не хотелось за несколько дней до суда огорошивать всем этим Мэгги. Суть заключалась в том, что, если Шэй отказался от меня как от духовного наставника, у меня не было повода скрывать от Мэгги, что я состоял в коллегии присяжных, приговорившей Шэя к смертной казни. За прошедшую неделю я несколько раз пытался ей дозвониться, но либо ее не было в офисе или дома, либо она не отвечала на звонки. А потом она неожиданно позвонила сама.

– Приезжайте ко мне, – сказала она. – Вам придется кое-что объяснить.

Через двадцать минут я сидел в офисе Союза защиты гражданских свобод.

– Сегодня я встречаюсь с Шэем, – начала Мэгги. – Он сказал, что вы ему солгали.

Я кивнул:

– Он вдавался в подробности?

– Нет. Он сказал, мне лучше услышать это из первых уст. – Она сложила руки на груди. – Он сказал также, что не хочет, чтобы вы свидетельствовали от его имени.

– Хорошо, – пробурчал я. – Я его не виню.

– Вы действительно священник?

Я заморгал:

– Конечно да…

– Тогда мне безразлично, в чем состоит ваша ложь, – заявила Мэгги. – Можете облегчить свою душу после того, как мы выиграем дело Шэя.

– Все не так просто…

– Нет, просто, отец. Вы единственный свидетель Шэя, вы заслуживаете доверия, потому что носите этот воротничок. Мне безразлично, если вы с Шэем поссорились, мне безразлично, если вы по совместительству работаете как дрэг-квин, мне все равно, если ваших секретов хватит на целую жизнь. Не спрашивайте и не говорите, пока не начнется суд. Все, что мне нужно, – это чтобы вы, с вашим воротничком на шее, выступили свидетелем, признавая Шэя святым. Если вы уйдете, то это судебное дело провалится. Это для вас достаточно просто?

Если Мэгги права и мои свидетельские показания – единственное, что поможет Шэю, тогда как я могу сказать ей нечто такое, что погубит дело? Грех утаивания правды можно простить, если это помогает кому-то. Я не мог вернуть Шэю жизнь, но мог сделать так, чтобы он умер той смертью, какой хотел.

Может быть, этого будет достаточно, чтобы он простил меня.

– Это нормально – немного волноваться перед выступлением в суде, – неправильно истолковав мое молчание, сказала Мэгги.

Выступая в качестве свидетеля, я должен буду объяснить простым языком, почему пожертвование сердца Клэр Нилон является одним из духовных убеждений Шэя. Мэгги придумала гениальный ход – чтобы эти слова произнес священник. Кто не поверит духовному лицу, когда дело касается религии?

– Вам не стоит волноваться по поводу перекрестного допроса, – продолжала Мэгги. – Вы скажете судье, что, хотя католик верит в спасение только через Иисуса Христа, Шэй считает, что для искупления необходимо донорство органа. Это совершенно правильно, и я обещаю вам, что при произнесении вами этих слов вас не поразит молния.

– Я не могу сказать суду, что Шэй обретет Иисуса. – Я вскинул голову. – Я считаю, он сам может быть Иисусом.

Она вздрогнула:

– Что-о вы считаете?!

Из меня полились слова – так, как это бывает, когда говоришь на неведомом языке в состоянии религиозного экстаза, когда с языка помимо твоей воли срываются слова правды.

– Все это имеет смысл. Возраст, профессия. То, что он приговорен к смерти. Чудеса. И пожертвование сердца – он буквально вновь жертвует собой за наши грехи. Он отдает наименее значимую часть – тело, – для того чтобы обрести целостность духа.

– Это намного хуже, чем пойти на попятный, – пробормотала Мэгги. – Вы сумасшедший.

– Мэгги, он цитировал Евангелие, написанное через двести лет после смерти Христа. Евангелие, о существовании которого большинство людей даже не знают. Слово в слово.

– Я слушала его, и, честно говоря, многие слова неразборчивы. Знаете, чем он занимался вчера, когда я наставляла его по поводу его свидетельских показаний? Играл в крестики-нолики. Сам с собой.

– Надо уметь читать между строк.

– Угу, верно. Спорим, если послушать запись Бритни Спирс в обратном направлении, то услышите: «Переспи со мной, не такая уж я молодая». Ради бога – никакого каламбура – вы католический священник. Что произошло с Отцом, Сыном и Святым Духом? Не припомню, чтобы Шэй был частью Троицы.

– А как же толпы людей за стенами тюрьмы? Они все тоже сумасшедшие?

– Кто-то хочет, чтобы Шэй вылечил аутизм ребенка, кто-то – остановить Альцгеймер у мужа. Они здесь ради себя самих, – сказала Мэгги. – Только люди, считающие Шэя Борна мессией, способны отыскать спасение под крышкой двухлитровой бутылки пепси.