— Конечно, мне жаль и его подругу. А если вы захотите детей, Фиби? — Она поджала губы. — Надеюсь, Майлз не станет опять советоваться с Рокси!

Я покачала головой.

— По его словам, он рассказал мне все именно поэтому. Хотел показать, что, если я захочу иметь семью, он не станет возражать. Ведь Рокси почти взрослая. — Я взяла новые буквы. — Но пока еще рано думать об этом, тем более говорить.

— Вы должны иметь детей, Фиби. Не только потому, что они приносят счастье, — просто семейная жизнь оставляет мало времени на сожаления о прошлом.

— Думаю, вы правы. Ну… мне тридцать четыре, и время пока есть… — При условии, что я не окажусь так же несчастна, как та бедная женщина, купившая розовое бальное платье. — Ваш ход, миссис Белл.

— Я собираюсь поставить слово «мир».

— Это… десять очков.

— И скажите мне, у вас много покупателей?

— Да, ведь начинается сезон вечеринок. А там и до Рождества недалеко, — добавила я и покраснела от собственной бестактности.

Миссис Белл безрадостно улыбнулась:

— Ну, вряд ли я буду веселиться на вечеринке. Но… кто знает? — пожала она плечами: — Может, и буду.

Во вторник женщина лет сорока пяти принесла в магазин кое-какие вещи.

— Это дамское белье, — объяснила она, когда мы сели за стол в моем кабинете, и открыла маленький кожаный чемоданчик. — Его никогда не носили.

Я увидела прекрасные ночные рубашки из шелка и peignoirs[58], обрамленные кружевом, а также корсеты и пояса для чулок. Имелась здесь и великолепная голубая комбинация с присобранной линией бюста и кружевным подолом.

— Ее можно надеть под бальное платье, верно? — спросила женщина.

— Вполне. У вас тут очаровательные вещи. — Я провела рукой по стеганому розовому атласному жакету. — Это середина — конец сороковых, и качество изумительное. — Я достала шелковую комбинацию цвета чайной розы с кружевными вставками, два атласных бюстгальтера персикового цвета и трусики к ним. — Вот это от «Ригби и Пеллер» — они тогда только начинали. — Большинство вещей было снабжено ярлыками и находилось в прекрасном состоянии — лишь пара рыжих отметок на поясе, оставленных чуть поржавевшими зажимами. — Это было чьим-то приданым?

— Не совсем, — ответила женщина. — Потому что свадьба не состоялась. Вещи принадлежали сестре моей матери Лидии, она умерла в этом году в возрасте восьмидесяти шести лет. Она была старой девой и очень милым человеком. Учительницей в начальной школе. Ее никогда не интересовала мода — и она всегда носила простую, практичную одежду. Но пару недель назад я отправилась в Плимут прибрать в ее доме. Разобрала гардероб и отнесла большинство вещей в благотворительный магазин. А на чердаке обнаружила этот чемоданчик. Открыла его и почувствовала… изумление. Трудно поверить, что эти вещи принадлежали ей.

— Потому что они такие красивые и… сексуальные? — Женщина кивнула. — А ваша тетя была когда-нибудь помолвлена?

— Нет, к сожалению. Она пережила сильное разочарование, — вздохнула женщина. — Но я не помню деталей, кроме того что мужчина был американцем. Я позвонила маме, ей восемьдесят три, и она рассказала, как тетушка Лидия влюбилась в американского солдата по имени Уолтер, которого встретила на танцах в Тотнесе весной сорок третьего. Там было несколько тысяч солдат, они участвовали в учениях на побережье Слэптона и в Торкроссе — готовились к высадке в Нормандии.

— И… его убили?

Она отрицательно покачала головой.

— Нет, он выжил. Мама говорит, он был красивым мужчиной и очень милым — она помнит, как он починил ей велосипед и приносил им сладости и нейлоновые чулки. Они с Лидией часто виделись, и перед возвращением в Штаты он сказал, что позовет ее, как только «все будет готово» — так он выразился. Потом Уолтер вернулся в Мичиган, они стали переписываться, и в каждом письме он обещал приехать и забрать мою тетю «как можно скорее», но…

— Так и не сделал этого?

— Нет. Три года от него приходили письма с фотографиями его самого, родителей, двух братьев и собаки. Затем, в сорок восьмом, он написал, что женился.

Я взяла белую атласную грацию.

— И ваша тетушка все это время покупала вещи?

— Да, для медового месяца, которого у нее так и не было. Мама с бабушкой просили ее забыть об Уолтере — но Лидия верила, что он приедет. Ее сердце оказалось разбито, и она никогда больше никого не полюбила — такая жалость.

Я кивнула.

— Печально смотреть на эти прелестные вещи и думать, что ваша тетя не получила от них никакого… удовольствия. — Можно было только представить себе, какие мечты и надежды вдохновляли ее на эти покупки. — Она потратила на них кучу денег.

— Так и было. — Женщина вздохнула. — В любом случае жалко, что она их не носила, но, надеюсь, кто-нибудь еще… воспылает к ним страстью.

— С удовольствием куплю их, — сказала я и предложила цену. Женщина осталась довольна. Я выписала ей чек, отнесла вещи на склад и развесила там, чтобы выветрить появившуюся за долгие годы затхлость. Раздался звонок, и мужчина попросил Анни поставить подпись.

— Это доставка, — услышала я ее голос. — Две гигантские коробки — наверное, с бальными платьями. Точно, — добавила она, когда я спускалась по лестнице. — Отправитель… Рик Диаз, Нью-Йорк.

— Долго же они к нам шли, — сказала я, а Анни тем временем открыла первую коробку и стала по очереди доставать платья — тюлевые нижние юбки подергивались словно на пружинах.

— Они великолепны! — восхитилась Анни. — Посмотрите, какие плотные юбки — и цвета просто фантастические! Вот это красное словно охвачено огнем, а это, цвета индиго, напоминает ночное летнее небо. Мы их обязательно продадим. На вашем месте, Фиби, я бы заказала еще.

Я взяла оранжевое платье и встряхнула его.

— Мы повесим четыре из них на стену, как и прежде, а два поместим в витрину — красное и цвета какао.

Затем Анни открыла вторую коробку, в которой, как и ожидалось, лежали сумочки.

— Я была права, — сказала я, рассмотрев их. — Большинство не являются винтажными, да и выглядят неважно. Вот эта сумка «Спиди» от Луи Вюиттона — подделка.

— Откуда вы знаете?

— Сужу по подкладке — настоящая сумка от Вюиттона имеет коричневую хлопковую подкладку, а не серую, и число стежков вдоль основания ремня неверно — их должно быть ровно пять. Это мне тоже не нужно, — отвергла я темно-синюю сумку «Сэкс» середины девяностых. — А черная от Кеннет Коул старомодна, и на ней не хватает бусин… И потому — нет, нет, нет и еще раз нет, — сказала я, открывая уцененную сумочку «Беркин». — Жаль, что мне пришлось их купить. Но нельзя обижать Рика, иначе он перестанет присылать действительно хорошие вещи.