Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Возможно… я не знаю. — Я снова всхлипнула и отвернулась к окну. — Знаю только, что мне так… тяжело и я зашла в тупик.
— Фиби, если вы докажете, что Моник выжила, это не изменит случившегося с Эммой.
— Нет, — хрипло ответила я. — Этого ничто не изменит. Ничто и никогда. — Я закрыла лицо руками.
— Моя бедная девочка, — услышала я голос миссис Белл. — Ну что я могу сказать? Постарайтесь жить своей жизнью и не страдать из-за того, чего невозможно исправить — и что, вероятно, не было вашей виной.
Я с трудом сглотнула.
— Но это была моя вина. И я обречена казнить себя до конца своих дней. Это мой крест, и я буду нести его всю оставшуюся жизнь. — От этой мысли я почувствовала себя невероятно усталой и закрыла глаза, слушая тихое шипение огня и неумолимое тиканье часов.
— Фиби, — вздохнула миссис Белл. — У вас вся жизнь впереди; вы проживете еще лет пятьдесят, а то и больше. — Я открыла глаза. — И вам надо найти способ прожить их счастливо. Насколько это возможно для любого из нас. Возьмите… — Она протянула мне салфетку, и я прижала ее к глазам.
— Это кажется мне невероятным.
— Пока нет, — тихо сказала она. — Но вы придете к этому.
— Вы так и не смогли пережить случившееся…
— Да, не смогла. Но я научилась отводить своим страданиям определенное место, чтобы они не охватывали меня целиком. А вам это пока не удается, Фиби.
Я кивнула и снова посмотрела в окно.
— Я каждый день хожу в магазин, помогаю покупателям, болтаю со своей помощницей Анни — делаю все, что нужно. Свободное время я провожу с друзьями; встречаюсь с Майлзом. Я функционирую как положено. Но внутри я… борюсь… — Мой голос оборвался.
— В этом нет ничего удивительного, Фиби, ведь вашему горю всего несколько месяцев. Именно поэтому вы столько думаете о Моник. Причиной тому ваше собственное несчастье — вы словно верите, что, воскресив Моник, каким-то образом воскресите и Эмму.
— Но не могу сделать этого. — Я вытерла глаза. — Не могу.
— Поэтому… хватит об этом, Фиби. Пожалуйста. Ради нас обеих — не нужно ничего предпринимать. — Миссис Белл взяла форму Красного Креста, разорвала ее пополам и бросила в корзину для мусора.
Миссис Белл права, поняла я, сидя у себя на кухне и глядя в стол, опершись подбородком на скрещенные руки. Я была одержима Моник — и эту одержимость питали горе и вина. Но мне не следовало пробуждать столь болезненные эмоции в слабой пожилой женщине.
Прошло несколько дней, и я, почувствовав некоторое облегчение, снова пошла к миссис Белл. На этот раз мы не говорили о Моник и Эмме, а обсуждали обычные вещи: новости, местные события — приближалась ночь фейерверков — и передачи, увиденные по телевизору.
— Купили ваше пальто из шелкового фая, — сообщила я, когда мы начали играть в скрэбл.
— Правда? И кто же это?
— Очень красивая модель лет тридцати.
— Тогда оно появится на изысканных вечеринках, — заметила миссис Белл, раскладывая буквы на подставке.
— Уверена в этом. Я сказала ей, что оно танцевало с Шоном Коннери. И ее это сильно взволновало.
— Надеюсь, хотя бы одна из моих вещей останется у вас, — добавила миссис Белл.
— Мне очень нравится ваш габардиновый костюм. Он по-прежнему в витрине. Возможно, я оставлю его себе — думаю, он мне впору.
— Как будет хорошо, если вы станете носить его. О Боже! — воскликнула она. — У меня шесть согласных. И как с этим быть? А… — Она дрожащей рукой выложила на доску несколько букв. — Вот так. — У нее получилось слово «спасибо». — А ваш роман по-прежнему в расцвете?
Я подсчитала очки.
— С Майлзом?
— Да. А кого еще я могла иметь в виду? — удивилась миссис Белл.
— Тридцать девять — хорошее число. Я вижусь с Майлзом два-три раза в неделю. Посмотрите… — Я достала фотоаппарат и показала миссис Белл фото, сделанное в его саду.
— Красивый мужчина. Странно, что он так и не женился во второй раз, — задумчиво проговорила она.
— Меня это тоже удивляет, — сказала я, переставляя свои буквы. — Он говорил, что лет восемь назад у него была любимая женщина, а в прошлую пятницу за ужином в «Мишлен» объяснил, почему у них с Евой ничего не получилось: она хотела иметь детей.
Миссис Белл выглядела озадаченной.
— И это превратилось в проблему?
— Майлз не был уверен, хочет ли еще ребенка, а Рокси, по его мнению, пришлось бы тяжело.
Миссис Белл откинула с глаз серебристую прядь волос.
— Это в равной степени могло оказать на нее положительное действие — лучшее из всех возможных.
— Я сказала нечто в этом роде… Но Майлз беспокоился, что дети отвлекут его внимание от Рокси, которой оно столь необходимо, и потому эффект окажется негативным. Со времени смерти ее мамы тогда прошло всего два года.
Я посмотрела на сад и припомнила тот разговор.
— Я пребывал в совершенном отчаянии, — рассказывал Майлз, когда мы пили кофе. — Время поджимало. Еве было тридцать пять, и мы провели вместе больше года.
— Понятно, — отозвалась я. — Значит, дело достигло критической точки.
— Да. Естественно, она хотела знать… к чему все идет. А я просто не находил ответа. — Он опустил чашку. — И спросил Рокси.
— О чем же?
— Хочет ли она братика или сестричку. Она в ужасе посмотрела на меня и расплакалась. Я почувствовал, что предаю ее, и потому… — Он пожал плечами.
— И ты порвал с Евой?
— Я хотел уберечь Рокси от стресса.
— Бедная девочка, — покачала я головой.
— Да — ей пришлось столько пережить.
— Я имела в виду Еву, — тихо сказала я.
Майлз задохнулся.
— Она была очень огорчена. Но я слышал, скоро встретила кого-то и родила детей, но я не мог не чувствовать…
— Что совершил ошибку?
Майлз немного помолчал.
— Я сделал то, что мне казалось правильным по отношению к своему ребенку…
— Бедная девочка, — произнесла миссис Белл, когда я завершила свой рассказ.
— Вы говорите о Еве?
— Нет, о Рокси — отец дал ей столько власти. Это плохо сказывается на характере ребенка.
Elle est son talon d'Achille… Возможно, именно это хотела сказать Сесиль. Майлз возложил на Рокси слишком многое — позволил ей принимать решения, которые должен был принять сам.
Я положила свои буквы на стол:
— Двенадцать очков.
Миссис Белл передала мне мешочек с фишками.