Направление его мыслей мне совсем не понравилось. Что-то похожее давненько уже мельтешило на краешке сознания, однако я отбрасывала подозрения как бессмысленные и бездоказательные.

— Не улавливаю связи.

Рик вздохнул и отвернулся к окну.

— Некоторые коновалы уверены, что подсознательно я олицетворяю себя с Драконом-основателем, — проговорил, старательно скрывая неловкость. — Синдром Дракона, представь себе… Нередкое явление среди долинейских подростков, лечится традиционным «перерастет», но я-то давно не мальчик… Ты из расы Ньепы, ну а истории о ней и Драконе Нордесе не нуждаются в пояснениях. Моя семья вообразила, что если мы пройдем их путь, меня… Ну… Это…

— Расколдует?

— Скорее, отпустит. Мое подсознание примирится с реальностью, и я стану нормальным.

— С их точки зрения.

Рик взглянул на меня в упор. Далекие всполохи драконьего пламени отражались в его глазах, из-за чего он казался еще более нереальным, чем обычно. Плотно сжатые губы, напряженный взгляд… Я подумала, что его страшит мое отношение, а не провал эксперимента, и придвинулась ближе.

— Не рискуй так.

Вроде бы спокойный голос, но меня пробрала дрожь от переполнявшего его одиночества. Я проходила с короной меньше недели, и успела возненавидеть такую жизнь. А сколько времени заперт Рик в своем неснимаемом панцире? Он же бывший шаер, привыкший ко всеобщему обожанию и подчинению. Ему намного труднее выдерживать вынужденную изоляцию.

Я набросила на его плечи одеяло и прислонилась к нему, обняв одной рукой.

— Не парься. В Долинее главный монстр — это я. И что еще за раса Ньепы? Какой-то подвид людей?

Рик осторожно повернулся ко мне. Одеяло жалобно затрещало, но выдержало.

— Раса — не подвид. Это как жители севера и юга. Северяне устойчивы к морозу, южане — к жаре. Внешне они тоже отличаются, но и те, и другие — люди.

— То есть я все-таки человек? Отродье Ньепы из чужого мира? Как такое возможно?

Он дотянулся до подушек и умудрился ни одну не вспороть. Подтолкнул их ко мне, отгораживая меня от твердого поручня кровати.

— После смерти Дракона Нордеса Ньепа сбежала в ваш мир. Помнишь, ты рассказывала дознавателю о людях, которых Арина Керейра называла «вариантами»? Мы думаем, что они — далекие потомки Ньепы.

— Мы?

— Кано единственный, кто не считает меня проблемой.

Я недоверчиво покачала головой. Все-то сходилось, кроме одного — в моем мире о чешуйчатых людях трубило бы телевидение.

— Там было восемь человек. По-твоему, однажды они все проснутся такими, как… Ну, как я?

По подоконнику неожиданно забарабанил дождь. Из-за дикого дракона, озарявшего темное небо огненными стрелами, я не обратила внимания на приближение туч и смену погоды, поэтому грохот тяжелых капель по металлу заставил меня испуганно вздрогнуть и плотнее прижаться к Рику.

— Не все, — ответил он, убирая подальше опасные лезвия. — Возможно, кто-нибудь, кроме тебя, и правда унаследовал способности Ньепы. Если этот человек попадет в Долинею… И если его спровоцируют… Например, если однажды посреди ночи его до полусмерти напугает некий идиот… Не будем тыкать пальцем, хорошо? Я сглупил тогда, в музее. Хотел внести свою лепту в устрашение ластонской шпионки, о которой болтал весь дворец, но вместо глупой фанатичной марионетки встретил тебя.

— Что ты говорил таким торжественным тоном? Я не поняла ни слова.

Рик рассмеялся.

— Лучше тебе не знать. Честно.

— Какие-то пошлости?

— Речь Теренса Просвещенного, героя поемы Ориеймы «Исцеление огнем». Очень известное произведение о ритуальном сожжении принцессы Эриноль. В юности я не раз участвовал в студенческих постановках.

— Надеюсь, я попадала в фразы принцессы?

— Насчет дыбы было даже удачнее оригинала.

Дождь убрал дикого дракона с горизонта. Стало темно, и лишь вдали изредка проскакивали слабые всполохи молний. Грома я пока не слышала, и начинала подозревать, что то полыхают не электрические разряды, а резвится выводок мелких дракончиков.

— Мне пора, Аня. Я должен уйти прежде, чем меня заметят.

Он действительно исчез. Я ощутила быстрое прикосновение горячих губ к своему лбу, а затем оказалось, что мои руки обнимают пустоту.

— Рик!

Без толку.

Я поспешила вытянуться на кровати и насладиться парой минут лежания без чешуи. Отметила, что одеяло на удивление целое, разве что изрезанное по краям. Увидела за окном стремительный полет дракона и решила считать его местным аналогом падающей звезды. Желание загадала, представьте себе. Не о возвращении домой — это зависело не столько от удачи, сколько от приложенных усилий. Я хотела вновь встретить Рика, и плевать, что романтике в моей долинейской жизни не было места.

* * *

Утром я в который раз имела долгую беседу с дознавателем. Касалась она мобильного телефона Арины, моих подвигов в морге и шаера. Мы сидели за его столом, жевали сладкие яблоки и пытались понять друг друга.

Насчет телефона я, поколебавшись, выдала короткую версию правды. Сказала, что получила его от вороватой горничной, которая приняла меня за посланницу Ластонии. Ту девушку я запомнила плохо. При встрече, возможно, и узнаю, но по снимку из личного дела — вряд ли.

— Это означает, что никто из них, — Кано указал на четыре десятка черно-белых фотографий, — вам не знаком?

— Не придирайтесь к словам. — Юная смуглянка сразу же привлекла мое внимание, однако мне хотелось поговорить с ней раньше долинейцев. — Люди на фото выглядят не так, как в жизни. Половина из них кажется знакомыми.

Он пообещал устроить очную ставку со всеми сорока девушками, и прозвучало это как угроза.

Ответственность за лишнюю болтовню в морге я возложила на Рикадора. Дескать, он меня туда загнал и чуть ли не довел до нервного срыва, с него и спрос.

 — Джелинер утверждает другое. — И вновь Кано отнесся к моим словам недоверчиво.

— Еще бы! Не его носом в труп ткнули!

Не спорю, я перебарщивала, но дознаватель — единственный человек кроме Рика, перед которым было стыдно за промашку с «МАКИС». Я не желала его разочаровывать. Да и от шаера не убудет. Подумаешь, вчера он вел себя сносно! Сегодня или завтра баланс восстановится.

Кано ахнул и нахмурился. Его морщинистое лицо выглядело помятым и резко контрастировало с аккуратным костюмом и блестящим галстуком. Как по мне, он и не выспался, и не позавтракал, и не получил хороших новостей. Этим утром дознаватель как никогда прежде смахивал на печального мопса.

— Ладно, не ткнули, — совесть не выдержала его грустного взгляда и заставила оправдать Рикадора. — Но это было неожиданно и неприятно!