Вильям осторожно поднял голову.

Дальняя дверь была открыта. Ни очереди, ни собак. На улице раздавался топот бегущих ног и отчаянный собачий лай.

Задняя дверь крутилась на петлях.

Вильям ощутил пышное тепло Сахариссы в своих руках. Это было такое ощущение, о котором его жизнь, посвященная составлению слов в правильном порядке, не позволяла даже мечтать… ну, мечтать-то очень даже позволяла, поправил его внутренний редактор, скажем лучше так: «не позволяла ожидать».

– Мне страшно жаль… – начал он.

Строго говоря, это была вежливая ложь – снова поправил его внутренний редактор. Типа, как сказать «спасибо» тетушке, которая дарит тебе на день рождения носовой платок. Это ничего. Это можно.

Он осторожно отодвинулся от девушки и неуверенно поднялся на ноги. То же самое с трудом делали гномы. Некоторых из них шумно тошнило.

Тело Отто Фскрика лежало на полу. Убегая, мистер Гвоздь успел нанести один мастерский удар, на уровне шеи.

– О боже, – сказал Вильям. – Какой ужас…

– Что, когда тебе голову сносят? – спросил Боддони, который всегда недолюбливал вампира. – Да, пожалуй, и так можно сказать.

– Мы… должны сделать для него что-нибудь.

– Правда?

– Да! Без его угрей меня точно убили бы!

– Исфините? Исфините, пошалуйста?

Монотонный голос шел из-под стола печатников. Доброгор опустился на колени.

– О, нет… – сказал он.

– Что там? – спросил Вильям.

– Это… э… ну, это Отто.

– Исфините, пошалуйста? Не могли пы фы фытащить меня отсюда? – Доброгор, скорчив гримасу, принялся шарить рукой под столом, а голос продолжал: – Боше мой, тут тохлая крыса, кто-то наферное уронил сфой опет, фу, какая гадость… Не са ухо, пошалуйста, не са ухо… Са фолосы, пошалуйста…

Наконец, показалась рука, держащая голову Отто за волосы, как он и просил. Глаза головы вращались.

– Фсе целы? – спросил вампир. – Ух, он чуть не достал меня…

– Ты… в порядке, Отто? – спросил Вильям, осознавая, что это реальный претендент на победу в Конкурсе Самых Дурацких Вопросов.

– Что? О, та. Та, полагаю. Пошалофаться не что. Просто отлично, прафда. Есть, конечно, отин нюанс – мне голофу отресали….

– Это не Отто, – заявила Сахарисса.

Ее трясло.

– Конечно, это он, – возразил Вильям. – Я хочу сказать, а кто же еще…

– Отто был выше, – сказала Сахарисса и разразилась хохотом.

Гномы тоже начали смеяться, потому что в этот момент были готовы хохотать над чем угодно.

Отто отреагировал без особого энтузиазма.

– О, та. Хо, хо, хо, – сказал он. – Снаменитое анк-морпоркское чуфство юмора. Какая смешная шутка. Феселитесь, та, не опращайте на меня фнимания.

Сахарисса уже задыхалась от смеха. Вильям осторожно обнял ее, потому что это был такой истерический смех, от которого и помереть недолго. Но она уже плакала, громкие мучительные всхлипы прорывались сквозь спазмы хохота.

– Ох, лучше бы я умерла, – простонала она.

– Попробуй как-нипуть, – посоветовал Отто. – Мистер Допрогор, не могли пы фы отнести меня к моему телу, пошалуйста? Оно где-то сдесь.

– Ты… может, нам… пришить… – пробормотал Доброгор.

– Нет. Мы легко исцеляемся, – успокоил его Отто. – А, фот оно. Прилошите меня ко мне, пошалуйста. И отфернитесь, пошалуйста. Это феть исрядно смущать, снаете ли. Как пудто писаешь при фсех.

Все еще страдающие от последствий черного света гномы беспрекословно подчинились.

Через секунду они услышали:

– О'кей, теперь мошно смотреть.

Уже целый, Отто сидел на полу и промокал шею носовым платком.

– Фсе рафно что получить кол ф сердце, – посетовал он в ответ на их вопросительные взгляды. – Итак… ис-са чего пыл шум? Гном скасал, надо кого-то отфлечь…

– Мы не знали, что ты используешь черный свет! – резко прервал его Доброгор.

– Исфините? У меня пот рукой пыли только земляные угри, а фы скасали, это срочно! И что мне пыло телать? Я федь тресфенник!

– Этот свет приносит беду! – заявил гном, которого, как помнил Вильям, звали Соня{66}.

– О, прафда? Фы так тумать? Ну что ше, ф итоге отстирыфать форотник придется мне! – резко возразил Отто.

Вильям пытался утешить Сахариссу, которую все еще трясло.

– Кто это был? – спросила она.

– Я… не уверен, но они искали собачку лорда Ветинари, это точно…

– В чем я уверена, так это в том, что «сестра» не была настоящей девушкой!

– Сестра Дженнифер и правда выглядела очень странно, – вынужден был признать Вильям.

Сахарисса всхлипнула.

– О нет, внешний вид ни при чем. Когда я училась в школе, некоторые преподавательницы выглядели и похуже, – сказала она. – У сестры Веры{67} были такие торчащие вперед зубы, что она, казалось, могла дверь насквозь прогрызть… Нет, дело в выражениях! Я уверена, что «…ный» – плохое слово! Она так его произносила. Я хочу сказать, сразу становилось ясно, что это плохое слово. А тот жрец, у него же нож был!

У Отто тем временем начались неприятности.

– Ты использовал его, чтобы делать картинки? – возмущался Доброгор.

– Ну, та.

Несколько гномов хлопнули себя по бедрам, и, полуотвернувшись, изобразили на лицах небольшую пантомиму, как обычно делают люди, когда хотят показать, что кое-кто, по их мнению, ведет себя как полный идиот.

– Ты же знаешь, это опасно! – бушевал Доброгор.

– Фсего лишь претрассудок! – отбивался Отто. – Согласно Теории Темпоральной Релефантности, происхотит примерно слетующее: морфическое поле супъекта фыстраивает резоны, или, тругими слофами, опъект-частицы, ф фазофом пространстфе, состафая эффект многочисленных окон ф никута, что пересекается с иллюзией настоящего и состает метафорические исопрашения в соотфетствии с трепофаниями кфази-исторической экстраполяции. Понимаете? Ничего ф этом нет закаточного!

– В любом случае, черный свет отпугнул этих бандитов, – вступился Вильям.

– Их отпугнули наши топоры! – твердо заявил Доброгор.

– Нет, их отпугнуло ощущение, будто тебе вскрыли череп и забивают сосульки прямо в мозг, – возразил Вильям.

Доброгор моргнул.

– Ага, ну ладно, и это тоже, – признал он, вытирая платком взмокший лоб. – Со словами ты ловко управляешься, тут не поспорить…