Кроме этих более чем сомнительных результатов, оккупационные органы ничего добиться не смогли — все их попытки проведения вербовочных мероприятий наталкивались на упорное сопротивление населения, хотя они и прибегали в широких масштабах к таким видам поощрения, как лучшее обеспечение коллаборационистов и их семей всем необходимым, освобождение их родственников от принудительных работ и т. п.[182]

Фашистские власти были вынуждены с самого начала прибегать к принудительным мерам самого различного характера. Так, они стали, например, организовывать, особенно в районах, охваченных активной партизанской деятельностью, под угрозой коллективного наказания местные подразделения «самозащиты» для охраны путей сообщения и других важных объектов. При этом они сами были, в противоположность нынешним утверждениям, не слишком высокого мнения о надежности созданных ими таким образом «вспомогательных отрядов». К тому же они не всегда решались вооружать их, так как партизаны зачастую очень быстро находили с такими отрядами общий язык и получали от них всевозможную поддержку при проведении своих боевых операций[183]. Очень хорошо характеризует это положение доклад начальника оперативного тыла 11-й армии от начала января 1942 г., в котором говорится, что «самозащита» проявила себя повсеместно как ненадежная и требующая постоянного усиленного контроля за собой. Поэтому от ее формирования следовало отказаться. Такой же незначительный успех имело и образование в Белоруссии в июне 1942 г. руководителями организации «Белорусская народная самопомощь» по указанию Кубе «Белорусского корпуса самозащиты», который был подчинен начальнику немецкой охранной полиции в Белоруссии. Его подразделения, сформированные преимущественно принудительным порядком, очень быстро распались, так что «корпус» вскоре пришлось распустить[184].

Видя явную неудачу этих мероприятий, оккупационные органы стали прибегать к другим средствам. Они использовали, в частности, принудительное привлечение советских граждан на работы в области фашистской военной экономики, ставя население перед альтернативой идти к ним на службу или быть депортированным в Германию.

Постоянно ухудшавшееся военное положение Германии заставляло оккупационные органы проводить в этой области все более широкие мероприятия. Они достигли кульминационного пункта в предпринятых после разгрома фашистских войск на Волге попытках проведения массовой мобилизации населения. Примечательно, что она была вначале предусмотрена лишь для прибалтийских областей, так как считалось, что при опоре на местные коллаборационистские органы там можно рассчитывать на положительные результаты.

Первые акции по отбору населения для призыва начались в феврале — марте 1943 г. На основании распоряжения Розенберга и соответствующих воззваний региональных военных и гражданских властей в Латвии и Эстонии был объявлен призыв на военную службу десяти, а в Литве — шести возрастов. Низшее и среднее командные звенья формируемых воинских вспомогательных подразделений должны были быть составлены из лиц, служивших ранее в бывших буржуазных кадровых армиях этих стран, все высшие командные должности — заняты немцами.

Какие методы при этом применялись оккупационными властями, видно из сводного отчета от 9 мая 1943 г. о проведении первой призывной кампании в Литве, которая проводилась под совместным руководством генерального комиссара Рентельна и начальника комендантского управления Литвы генерал-майора Юста. Призыв начался 1 марта. Несмотря на широкие подготовительные мероприятия, сопровождавшиеся угрозами наказания за неявку, на призывные пункты прибыло менее 20 % лиц, подлежащих освидетельствованию. Оккупационные органы в ответ на это сразу же прибегли к строгим санкциям. Так, 16 марта и в последующие дни ими был арестован целый ряд представителей литовской интеллигенции и даже несколько членов коллаборационистской администрации. 17 марта были закрыты университеты в Каунасе и Вильнюсе, которые к тому же были еще и заняты полицией. Одновременно по всей стране прокатилась волна арестов. 7 апреля генеральный комиссар издал приказ о проведении последнего освидетельствования под угрозой применения самых суровых мер наказания за уклонение от него. И тем не менее его результаты, как и результаты всех прежних, оказались незначительными. Тысячи человек бежали из городов в сельскую местность, где призыв должен был начаться позднее. Когда же подразделения вермахта и полиции стали направлять в казармы принудительным порядком всех появлявшихся на призывных пунктах людей, дело дошло до открытого возмущения. Население города Капсукас вышло на массовую демонстрацию с требованием освобождения всех принудительно призванных. В ответ на это воинские части, пустив в ход пулеметы, устроили кровавую бойню. Однако многим из принудительно призванных тогда удалось бежать[185].

Не намного лучше были результаты призывных акций в Латвии и Эстонии. Еще меньше успеха имела проведенная в феврале 1944 г. вторая мобилизационная кампания, хотя оккупационные органы стремились пресекать любое сопротивление жесточайшим массовым террором, в том числе и расстрелом на месте. К тому же часть принудительно призванных перебежала с оружием к партизанам[186].

И в Белоруссии оккупационные органы прибегли в начале 1944 г. к принудительной мобилизации населения. При этом они выдвинули на первый план своих буржуазно-националистических марионеток. 6 марта 1944 г. Островский отдал распоряжение о, проведении мобилизации возрастов с 1908 по 1924 г. рождения и объявил о создании вооруженной организации, названной в обычной демагогической манере «Белорусской краевой обороной (БКО)» и предназначавшейся для борьбы с партизанами. В связи с этим была даже открыта офицерская школа, в которой начали проходить подготовку офицеры бывших царской и польской армий. Однако воззвание Островского о мобилизации не имело никакого успеха. Тогда официально выступили оккупационные органы. Подразделения вермахта и полиции окружали со всех сторон целые населенные пункты и сгоняли в одно место всех военнообязанных. Поскольку население зачастую спасалось от таких мероприятий бегством, стали приниматься другие меры для его задержания. Так, в округе Слуцка был распространен слух, что в городе должна открыться ярмарка, на которой будут продаваться ставшие к тому времени редкостью сало и мыло. Собравшиеся в указанное время на рыночной площади люди были схвачены, военнообязанные направлены в батальоны «Белорусской краевой обороны», а остальные вывезены в Германию на принудительные работы. Естественно, что эти батальоны не стали помощниками для оккупантов. Как правило, они очень быстро разваливались, а из некоторых даже образовались партизанские подразделения. Только несколько небольших отрядов, состоявших из приверженцев белорусских фашистов, приняли участие в карательных экспедициях против партизан совместно с подразделениями СС и вермахта. Стремясь локализовать ширившееся партизанское движение и обезопасить от него еще находившиеся под их контролем районы оперативного тыла, оккупационные органы предприняли попытку организовать по-новому местную «самозащиту». Командование группы армий «Центр» разработало в конце января 1944 г. план организации «военных поселений», с помощью которых должны были быть созданы специальные защитные зоны от партизан. Разработанный во всех подробностях проект предусматривал выселение всех «ненадежных элементов» из этих зон и заселение их коллаборантами. В качестве вербовочной приманки наряду с другими видами материального поощрения было выделение земельного участка. Далее в проекте предусматривалось объединение целых групп таких деревень в оборонительные районы, в которых в качестве связующих звеньев, а также средств обеспечения надлежащего порядка и принуждения должны были служить сильные немецкие гарнизоны и целая система децентрализованных военных опорных пунктов.