– Игоря Евгеньевича нет, – отрезала секретарша, только завидев ее на пороге.

Аня вышла в коридор и села на прежнюю лавочку. Была перемена, мимо носились студенты, солнце шпарило в огромные окна. И почти сразу Аня увидела декана – рассекая толпу студентов, он, как огромный пузатый крейсер, шел по коридору. Она вскочила и ринулась навстречу.

– Игорь Евгеньевич! Я снова насчет характеристики. Можно еще раз с вами…

А дальше произошло то, чего Аня ожидала меньше всего. Демократичный Игорь Евгеньевич, друг всех студентов, затрясся, побагровел и закричал:

– Честь университета!! Опорочили! Да как вы смеете ко мне являться! Да вы должны спасибо сказать, что вам разрешили доучиться! А вы МИД! Да я костьми лягу, чтобы вы никогда! Вон отсюда! Вон! Чтоб я вас больше с этими разговорами!.. Никогда!..

Последние слова он прокричал, удаляясь по коридору прочь и даже не глядя на нее. Хлопнула дверь деканата, и моментально наступила абсолютная тишина. Аня огляделась: студенты вокруг нее замерли как изваяния и только, выпучив глаза, переводили взгляд с нее на хлопнувшую дверь. Так продолжалось несколько секунд, после чего вдруг все разом отмерли и тихо-тихо заскользили по своим делам.

Аня тоже пошла домой. На этом с ее дипломатической карьерой было покончено.

– Ну ты даешь! – восторженно сказала Катя, дослушав до конца.

У Дианы, сидящей рядом, вид от травы был пришибленный и благостный, но она тоже с энтузиазмом закивала. Даже Наташа, демонстративно отвернувшаяся в начале истории, в середине легла на спину, а под конец перевернулась лицом к Ане и подперла голову рукой.

– А ты вроде такая тихая, такая спокойная, – продолжала Катя. – А вон что делается. Правду говорят: в тихом омуте черти водятся.

– Я не очень тихий омут, – улыбнулась Аня.

– Да теперь-то уж понятно! Надо же, я бы никогда не подумала, что ты по девочкам.

– А я бы подумала, – самодовольно сообщила Диана. Она вытянула вперед руку и разглядывала ее, шевеля пальцами. Кажется, в этом состоянии она была удовлетворена не столько своей догадливостью, сколько в принципе собой.

– Не, она не п-похожа, – проворчала сверху Наташа. – Т-такие обычно по молодости и по д-дурости. Экспериментируют. Ты экспериментировала?

– Да не экспериментировала я! – возмутилась Аня, недоумевая, почему она должна защищать собственную ориентацию.

Наташа смотрела на нее с недоверием.

Гашиш был уже давно докурен, и постепенно приятная расслабленность начала проходить. Они открыли окна настежь, Катя, Диана и Наташа покурили сигареты, чтобы “перебить запах”. Бутылку старательно смяли и выкинули в ведро, на всякий случай закопав ее в мусор поглубже. Когда пришел полицейский, чтобы отвести их на прогулку, камера выглядела настолько идиллически, насколько это возможно в российской тюрьме.

На прогулке Диана сразу же приступила к сбору урожая. Аня видела, как она направилась к самому дальнему окну, поговорила с невидимыми арестантами, а потом протянула руку к решетке и что-то взяла. Эту операцию Диана проделала с окном каждой камеры по очереди и удовлетворенно подошла к соседкам.

– Ну, как улов? – лениво спросила Катя. Она сидела на лавочке, привалившись к стене, и щурилась от солнца.

Диана перебрала в руках записки.

– Восемь номеров, – резюмировала она. – Даже какой-то таджик по имени Икрам.

– И что ты б-будешь делать с ними? – осведомилась Наташа. Вид она имела осуждающий.

– Да ничего не буду я с ними делать. Это я так, чтобы хватку не потерять.

Наташа не унималась:

– И м-муж твой тебе такое разрешает?

Диана горделиво вздернула подбородок.

– Он не может мне ничего разрешить или запретить, я взрослый человек. К тому же, – добавила она, поразмыслив, – я не собираюсь ему говорить.

– А ты когда-нибудь изменяла мужу? – спросила Катя. – Любому?

– Только первому. С тем, который потом стал вторым.

– А с третьим ты познакомилась на похоронах второго?

– Ну да. Так что, видите, я очень консервативно подхожу к таким вопросам. Я однажды прочитала про какую-то старую голливудскую актрису, которая выходила замуж за всех своих любовников. Вот это подход по мне.

– Но постоянно разводиться же, наверное, грустно? – предположила Аня.

– Не знаю, я разводилась пока только один раз, – пожала плечами Диана. – Это было не очень грустно. Но вот когда мужья умирают – это да, тут уж ничего хорошего.

На обед давали плов – впрочем, сегодня это не имело значения: после гашиша так хотелось есть, что Анины сокамерницы были готовы уплетать даже хлеб без ничего. Тем более что обед задержался, а со всеми вчерашними дарами окончательно расправились в его ожидании. Наташа смотрела на Диану с Катей, молниеносно орудовавших ложками, с выразительным презрением.

В отличие от всех, кто выходил раньше, Наташа, кажется, не испытывала ни малейшего энтузиазма по этому поводу. Она не собирала вещи, не причитала, не спрашивала, который час, и вообще демонстрировала абсолютное безразличие к своей судьбе. Аня, однако, заметила, что пару раз она подходила к зеркалу и поправляла свою кудрявую прическу – только по этому жесту можно было заподозрить, что на самом деле Наташа, как и все остальные, ждала освобождения.

Наконец дверь в камеру открылась, и мент с порога сказал, что у Наташи остается пятнадцать минут, чтобы собраться. Наташа спрыгнула с верхней койки, не забыв, впрочем, состроить недовольное лицо.

– Можно подумать, ты не хочешь выходить! – сварливо сказала Диана. – Я уже готова часы считать до своего освобождения, а ты как будто и не рада!

– Я рада, – голосом, выражавшим прямо противоположное, ответила Наташа. – Что мне теперь, до п-потолка прыгать?

Она принялась кидать в пакет свои вещи.

– Ну могла бы хоть лицо сделать попроще! – поддержала Диану Катя.

– Это вам всем к-кажется, что выйти отсюда – б-большая радость, – сквозь зубы проговорила Наташа. – С зоны откидываться – в-вот это радость. А здесь санаторий п-практически. Я хоть от дома отдохнула.

Диана присвистнула:

– Не хотела бы я оказаться у тебя дома.

– Нормально у меня дома! Просто вы тут ноете вечно: к-когда выйдем, когда выйдем! А нечего ныть!

Наташа раздраженно подхватила пакет за уголки, встряхнула его и поставила на кровать. Наверное, будь у нее чемодан, она бы сейчас шмякнула крышкой.

– Странная она все-таки, – заметила Катя, когда за Наташей закрылась дверь. Перед выходом она буркнула всем “пока” и почти выскочила из камеры.

– Да все тут странные были. Самые нормальные и остались, – сказала Диана.

Аня здорово сомневалась насчет своей нормальности, как, впрочем, и нормальности соседок, но, разумеется, промолчала. За весь прошедший день у нее так и не нашлось возможности (на самом деле решимости) задать Кате прямой вопрос, но спустя столько часов это перестало казаться обязательным. Днем вообще легко было оставаться смелой. Что ее ждет ночью, Аня запрещала себе думать.