В опустевшей камере стало существенно тише. Диана и Катя сидели каждая на своей кровати и молча что-то делали – кажется, в отсутствие публики им меньше хотелось разговаривать. Аня погрузилась в книгу. Сегодня играло радио “Лайк ФМ”, поэтому день можно было считать почти удавшимся – тут крутили только англоязычные песни, а их, в отличие от русских, легко было игнорировать.

Через пару часов их повели на звонки, потом на ужин. Помимо Виктора Ивановича и неприметного баландера, на кухне вертелся новый парень – черные штаны, короткие черные волосы, удивительно белое лицо. Он, видимо, недавно сюда попал, но уже полностью освоился – с несчастным Виктором Ивановичем разговаривал в приказном тоне, с Аниными соседками – в игривом, еду шмякал в миски с демонстративной небрежностью. Как только девушки расселись за столом, он выскочил из кухни и присоединился к ним. Сам он не ел, а болтал без умолку, то расспрашивая, за что они тут все оказались, то ругая ментов, то навязчиво предлагая чай или хлеб. Ане он сразу не понравился, и она молчала – благо никто не обращал на это внимание, потому что Катя и Диана отвечали новенькому с удовольствием.

Вечером в камере заговорили о том, кто чего боялся в детстве. Катя сказала, что мама постоянно угрожала отдать ее цыганам за плохое поведение, и в итоге, когда они однажды в самом деле встретили цыганок в электричке, маленькая Катя закатила такую истерику, что прибежал даже начальник поезда. Диана сказала, что у нее тоже есть история про цыганок – правда, намного более свежая и оттого более стыдная.

Диана возвращалась из колонии после короткого свидания с мужем. Колония находилась под Брянском, поэтому Диана до Брянска ездила на поезде, а оттуда – на автобусе. Автобусы ходили по неудобному расписанию, поэтому каждый раз на обратном пути у нее бывало по три часа на вокзале – Диана и так-то не была в восторге от необходимости постоянно таскаться к черту на рога с огромными баулами передач, а уж эта вынужденная задержка перед возвращением домой каждый раз бесила ее отдельно.

В тот раз в кошельке у нее оставалось ровно две тысячи рублей до зарплаты, то есть на ближайшие несколько дней. Не разгуляешься, поэтому Диана даже не пошла в свое традиционное кафе неподалеку, а сидела в зале ожидания. Тут-то к ней и пристала проходящая мимо цыганка. Она была отвратительная – старая, беззубая, в грязном платке, но ее цыганская магия работала, как надо: несмотря на ее безобразие, Диана сначала протянула свою руку для гадания, а потом и две тысячи рублей.

Опомнившись, Диана бросилась к вокзальному менту. Тот сначала даже не поверил: вы что, в самом деле добровольно отдали ей деньги? Вы что, не понимали, что делаете? Диана в слезах уверяла, что была под гипнозом, не иначе: она сто раз слышала про такие вот цыганские штучки, но никогда не верила, а теперь надо же – сама стала жертвой. Мент вздохнул и пообещал поискать цыганку, впрочем, без особого энтузиазма. Диана вернулась на свое место, хлюпая носом и проклиная себя за глупость. В голове она подсчитывала, на сколько дней ей хватит домашних запасов гречки и макарон, и приходила к неутешительным выводам.

Однако через двадцать минут, когда в Диане возобладали природный оптимизм и окончательное разочарование в отечественной правоохранительной системе, к ней подошел мент. За локоть он держал ту самую цыганку, которая выглядела злой и напуганной, но шла послушно, не вырываясь. “Эта?” – спросил у Дианы мент. “Эта!” – обрадовалась Диана. “Деньги ей верни”, – сказал мент. Цыганка, бормоча что-то себе под нос, достала из своих многочисленных юбок свернутые в трубочку две тысячи рублей. Счастливая Диана взяла деньги и принялась благодарить мента, мент отнекивался и отшучивался, но уходил довольный. Цыганку отпустили, и она торопливо ретировалась. Впрочем, недалеко – Диана видела, что она стоит у противоположной стены зала ожидания и оттуда то и дело недобро на нее зыркает.

Когда мент скрылся из виду, цыганка выждала несколько минут и снова подошла к Диане.

– А хочешь, фокус покажу? – вдруг спросила она.

– Ты с ума сошла? Проваливай отсюда, пока я снова полицию не вызвала, – рявкнула Диана.

– Да я правда всего лишь фокус покажу. Ничего плохого не сделаю, зачем? Ты такого фокуса никогда в жизни не видела.

Диана затруднялась сказать, что произошло дальше – снова та самая цыганская магия или ее собственное неискоренимое любопытство, но слово за слово она втянулась в разговор, и когда цыганка попросила дать ей пятьсот рублей, чтобы продемонстрировать фокус, полезла в кошелек и дала. Цыганка покрутила купюру перед носом, как будто понюхала, а потом тихонько засвистела и произвела руками магические пассы. Пятьсот рублей словно растворились у нее между пальцами, и, насмешливо глядя на Дианино вытянувшееся лицо, цыганка повернулась к ней спиной и гордо-гордо, медленно-медленно пошла восвояси.

– И что, ты так просто и дала ей уйти? – вскричала Катя. Она давно пересела на Дианину койку и теперь жадно слушала, подавшись вперед.

Сама Диана давно встала с кровати и стояла в центре камеры, показывая историю в лицах. Аня, как обычно, не могла отвести от нее глаз – Диана так правдоподобно и смешно это делала, что невозможно было оторваться. Она переходила с места на место, изображая то себя, то мента, то цыганку, размахивала руками, меняла голоса – в общем, устроила настоящий спектакль.

– Ну а что мне было делать? – засмеялась Диана. – Снова к тому же менту бежать? Он бы подумал, что я ненормальная – второй раз ей деньги дала.

– Зачем ты правда второй раз ей деньги дала?!

– Да не знаю я! Мне любопытно было! Ну кто мог подумать, что она окажется такой охуевшей, что снова меня грабанет?

Диана всплеснула руками и опять засмеялась. Ее искренность так подкупала, что Катя засмеялась тоже. И Аня засмеялась, продолжая любоваться Дианой, – а потом она уголком глаза заметила что-то странное на стене и посмотрела туда, еще толком не осознавая, что ее удивило.

Тень, которую отбрасывала Диана, была невозможной.

Она, несомненно, принадлежала Диане – та же фигура, тот же силуэт прически, – но была огромной, вытягивалась почти до потолка. При этом не существовало источника света, который мог бы ее давать – Аня знала это наверняка. Пока Диана что-то говорила Кате, бурно при этом жестикулируя, ее тень позади оставалась почти неподвижной. Она застыла в одной позе – левая рука приподнята, правая, наоборот, опущена, между ними протянута нитка. Нитка накручивалась на тонкий, расширяющийся у основания предмет. Опущенной рукой тень проворно крутила этот предмет вокруг оси. Несмотря на то что Диана не просто размахивала руками, а ходила по камере, тень оставалась на стене, как приклеенная, и только мелко-мелко вращала рукой.

Аня медленно повернула голову в сторону Кати – та слушала Диану и явно ничего не замечала. Затаив надежду, что, когда она снова посмотрит на стену, на ней больше ничего не будет, Аня перевела взгляд обратно. Исполинская неподвижная тень продолжала быстро-быстро накручивать нитку на странный предмет. “Это веретено”, – неожиданно для себя подумала Аня. Она никогда не видела веретен, и единственные ассоциации, которые порождало в ней это слово, были сказка про Белоснежку и песня группы “Алиса”. Мысль про “Алису” почти развеселила ее. Страха не было, но, кажется, не потому, что Аня перестала бояться, а потому, что все эмоции атрофировались начисто. Она продолжала вглядываться в тень на стене, как в голографическую картинку – такие книжки были у нее в детстве. Если поднести их к носу и правильно сфокусировать взгляд, в плоском узоре проступали трехмерные предметы, всякие замки и корабли. Ане казалось, что если она долго-долго будет смотреть на тень на стене, то та уступит и тоже явит скрытую суть.