Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Закончив шифровать послание, Рубин сложила лист и запечатала его сургучом.
— Незаметно снять с бумаги сургуч с помощью специальной юни очень просто, — прошептал Ордерион ей на ухо. — Отец проверит меня и вскроет первое письмо. О втором послании я ему не скажу. Уверен, дер Гроуди тоже будет молчать и передаст оба письма твоему отцу.
— Янтарный Сокол — это… — Рубин повернула лицо и едва не коснулась губ Ордериона.
— Верховный повелитель силы маны.
— Вотум Недоверия — это опасно?
— Да. Никто не хочет терять власть.
— И ты думаешь, что Сокол что-то скрывает, — шептала Рубин.
— Все будет хорошо. Верь мне.
Принцесса чуть подалась вперед и совершенно невинно прижалась к губам Ордериона.
— Спасибо, что был честен со мной.
— Не за что, моя принцесса, — ответил Ордерион и поцеловал ее.
Оторваться от принца было очень трудно. Но Ордерион отстранился первым, и у Рубин не осталось выхода, кроме как скромно опустить глаза и сделать вид, что она вовсе не взбудоражена их минутной страстью.
Ордерион забрал второе письмо со стола, приподнял подол платья-рясы и сунул послание в голенище сапога.
— Как только делегаты уедут, я зайду за тобой. Хочу показать тебе замок.
Рубин согласно кивнула.
— Все будет хорошо, — повторил принц, взял со стола порванные и исписанные шифром листы, смял и сжег их в своей каменной ладони, превращая в искрящуюся пыль. Затем провел рукой по воздуху и рассеял марево защиты вокруг.
— Я буду ждать твоего возвращения, — Рубин улыбнулась ему.
Ордерион
Безусловно, он рисковал. Но выхода другого не осталось. За его отстраненными от службы воинами следили, а искать кого-то из сторонних людей и через них передавать послание Дарроу было слишком опасно.
Спустившись в подвал, Ордерион долго шел по туннелям, пока не достиг темницы для «особых гостей». В камерах имелись настилы из соломы и все атрибуты жизни в неволе, начиная с крюков, вбитых в потолок для подвешиваний, и заканчивая самими кандалами на цепях.
Ордерион кивнул знакомому охраннику и вложил тому в ладонь четыре седоула. Тот свистнул своему напарнику, показав жестом, что принц желает поболтать с заключенным без свидетелей.
Оба охранника отошли от камеры, где ночевал дер Гроуди, и скрылись за углом.
Увидев Ордериона, помятый туремец встал с настила и подошел к толстой решетке, отделявшей его от принца. Ордерион взмахнул рукой, выставляя щит, и достал из кармана первое письмо от Рубин.
— Вы должны передать это королю Дарроу. Принцесса Рубин просит вас об этом.
Дер понимающе кивнул и забрал конверт. Спрятал его во внутреннем кармане грязного камзола и тяжело вздохнул.
— Перед тем, как позволить вам покинуть замок, воины обыщут вас и заберут это послание. Его покажут королю и вернут в целости и сохранности.
— Понял вас, — буркнул дер.
Ордерион достал из голенища сапога второе письмо и протянул его Гроуди:
— Это послание от принцессы Рубин у вас не должны найти. Маскировочная юни имеется, или дать вам мою?
Дер забрал послание и сунул его в другой внутренний карман камзола. Затем плюнул на ладонь и прижал ее к груди. Круглая метка маскирующей юни, нанесенной на ткань камзола, вспыхнула золотым и погасла.
— Что будет с Рубин? — прошептал дер, прислоняясь к решетке. — Вы можете сказать?
— Пока я жив, ее никто не тронет, — заверил Ордерион.
— А если вы умрете? — спросил Гроуди.
Принц внимательно посмотрел на пожилого туремца и молчал.
— Вы и ваш брат должны понимать, что рано или поздно Луару придется за все ответить.
— После смерти Дхар покарает каждого из нас, — напомнил Ордерион, — ибо безгрешных среди нас нет.
Он взмахнул рукой, снял щит и направился в сторону выхода.
Ордерион принял решение не рассказывать Рубин, что, когда вернулся в зал вчера вечером, увидел мертвые тела пятерых туремских делегатов, распластавшихся по полу и истекших кровью. В живых оставили только дера Гроуди, которому отец даровал жизнь. Не просто так, конечно. Тот должен был лично подтвердить Дарроу, что своими глазами видел Рубин живой. Убийство делегатов стало простым и понятным заявлением: «Твоя дочь у нас. Делай, что говорим, или готовься к войне».
Вспоминая события вечера, Ордерион снова был вынужден мириться с воплями совести, задушенными действием настойки из трав.
Вчера, по возвращении в зал для пиршеств, принц понял, что отец перешел грань, по которой долгие годы шагал.
Музыканты играли, дер Гроуди трясущейся рукой держал чашу и периодически отпивал из нее, Мира шкрябала по миске острым ножом, нарезая кусок мяса, отец что-то пил из кубка, задумчиво глядя на Галлахера. Брат при этом сидел с каменным лицом и пустым взглядом смотрел в стену.
Ордерион обошел трупы и присел за стол. Налил в кубок травяного настоя и сделал глоток.
— Что-то удивления на твоем лице не наблюдаю, — Луар повернулся в его сторону.
— Все ожидаемо, — произнес Ордерион.
— Правда? А вот Галлахер, мне кажется, до сих пор прийти в себя не может, — отец указал на брата рукой. — Дер Гроуди, вы ешьте! — крикнул тут же. — Скоро шлюхи придут — будет не до еды!
Туремец ничего не ответил.
Галлахер перевел взгляд на отца и озвучил:
— Ему сейчас не до шлюх.
— Может быть, вы хотите поразвлечься? — спросил отец, обращаясь к Ордериону и Галлахеру.
— Меня блудные девки не интересуют, — покачал головой Ордерион.
— Меня тоже, — процедил Галлахер.
— С тобой давно все ясно было, — отец махнул рукой на Ордериона и повернулся к Галлахеру: — Но ты с каких пор таким правильным стал?
— С тех самых, как женился, — прорычал Галлахер.
— Ладно, устал я от ваших кислых лиц, — Луар откинулся на спинку стула. — Шармон! Эй, проныра, ты где?
— Я здесь, Ваше Величество, — верный слуга подошел к своему королю.
— В зале прибраться нужно. Дера туремского пусть в темницу уведут: до утра он нам все равно не нужен.
— Да, мой Повелитель, — слуга поклонился и побежал раздавать поручения.
— Мира, иди в