Пернатые твари ринулись вниз, в атаку, яростно нападая на всех, кто стоял на башне, — и наконец улетели прочь, оставив патриарха в крови, истерзанного острыми когтями и клювами.

* * *

Дорвен играла с Альморой в загадки. С потолка и стен летели целые пласты побелки, а рыцари Расписного Чертога опускали погибших в холодные воды озера.

Ламорик ходил среди толпы, подбадривая людей.

— Помните, — говорил он, касаясь чьего-нибудь плеча, с улыбкой глядя в серое от усталости лицо, — помните, это наш план, не Радомора. Пока безумец старается нас одолеть, мы выгадываем время. Бароны Гирета уже в пути, скачут нам на выручку. Радомор не хочет, чтобы мы выстояли. Не хочет в один прекрасный миг обнаружить, что сзади на него мчатся батальоны вооруженных воинов, что рыцари моего отца сплошным потоком хлынули на мосты. Предатель загнал сам себя в западню — у горла его змея, у порога — волк.

Однако пламенные речи молодого лорда не в состоянии были зажечь огнем потухшие взоры. Люди устало кивали, привалившись друг к другу.

— Подождите еще чуть-чуть, — заклинал Ламорик.

В замке было слишком много народа, и с каждым часом, пока гигантские камни сотрясали замок, силы защитников все слабели.

Герцог Абраваналь сидел рядом с Дорвен и Альморой, глядя на своего сына — единственного, кто ходил сейчас по залу, наконец понимая, что он за человек, но страшась, что знание это пришло слишком поздно.

Ламорик вернулся в маленькое святилище — весь серый, не чувствуя под собой ног, но все с той же улыбкой. Подойдя к одной из бойниц, он выглянул наружу, на армию Радомора. Кирен и Конзар переглянулись, а Гермунд-скальд присоединился к молодому лорду у окна.

— Помню, гостил я как-то в Хайшильдсе, — начал он, — заявился со своей мандолой в замок к одному барону. Маленький такой замок на скале. Кругом одни горные козлы… Ну, я там развлекал, как мог, молоденькую жену старика, а она, видать, слишком много мне улыбалась. И вот кидает меня старикан в караулку, и вижу я страшенную такую решетку в полу, а вокруг стражники, гады, скалятся. И вниз меня, в камеру. Я в первый момент даже подумал, это колодец — до того узко было. Ни лечь, ни сесть. И до решетки не дотянешься. Я там пару дней куковал — коленками в стену уперся, голову между ними свесил — все затекло, кости ломит, холодно. В жизни мне так худо не приходилось. И вот наконец решетка поднимается…

Гермунд покачал головой, живо припоминая, какое же тогда испытал облегчение.

— Вот что я вам скажу, — продолжал он, — слаб ты или силен, трус или храбрец — как угодишь в западню, все это уже совершенно не важно.

Кирен с Конзаром по-прежнему смотрели на них.

— Тебя подослали люди Радомора? — осведомился Ламорик.

Глаза Конзара сверкнули во мраке.

— Среди нас уже гуляют болезни, — промолвил он. — Люди слабеют. Воды не хватает. Надо подумать.

— Нет! — покачал головой Ламорик.

В древний замок ударил очередной камень. По сводам поползли трещины.

Кирен стряхнул побелку с волос.

— Что предпримет Радомор? Он хочет погубить всех нас — что бы там ни писал на стенах.

— Надеется, от слабости его враг станет посговорчивее, — заметил Конзар.

Кирен покосился в сторону Альморы.

— Возможно, он согласится принять нашу сдачу, тем самым продемонстрировав благородство.

— Не желаю даже слушать об этом, — отрезал Ламорик.

Странный звук заставил Дьюранда посмотреть на бойницу наверху: мимо нее летели куски обрушившегося зубца стены.

— Если кто-то и покинет это место живым, им придется сдать нас, — сказал Конзар.

Стальной взгляд капитана нашарил играющих Дорвен с Альморой.

Кирен подался вперед.

— Надо как-то их вытащить.

Дорвен вскочила на ноги.

— Нет!

Кирен выставил вперед руки.

— Все будет хорошо. Девочке надо…

— Вы не отошлете меня отсюда! Я не заслужила… — Она резко умолкла. По лицу ее разлилось мрачное спокойствие.

Дьюранду хотелось бы верить, что они могут ее увезти. Но замок осаждал Радомор — человек, который спокойно слушал, как тонет его лучший друг, который убил собственного отца. Молодой рыцарь лишь молча глядел на Дорвен.

В верхнюю часть башни ударил камень, с потолка посыпался очередной поток сажи и побелки.

Альмора во все глаза глядела на брата и рыцарей рядом с ним. Как же хотелось Дьюранду, чтобы все они могли потихоньку соскользнуть со стен крепости в озеро и уплыть через Акконельский залив, оставив ад за спиной.

— Не волнуйтесь, — тем временем проговорил Кирен. — Способ всегда найдется.

— Ему нас не сломить, — гнул свою линию Ламорик. — Нашим союзникам нужно время. Люди будут держаться — и продержатся столько, сколько потребуется.

Но что, если никто не прискачет на помощь? Зарево горящего города видно издалека. Дым — и вовсе за сотни лиг. Кто, рискуя жизнью, поспешит к руинам? Многие предпочтут склонить пред Радомором колени — если это даст им возможность сохранить свои земли.

Абраваналь глядел на сына и качал головой. Молодому рыцарю показалось, что на лице старого герцога он читает гордость, тоску — и отчаяние.

Снаружи в бойницу вдруг что-то ударило. Представив себе налетающих с ветром дьяволов Радомора, Дьюранд подскочил к узкому оконцу, выхватив меч и всматриваясь в ночной бриз. Он сверху донизу оглядел блестящие камни стены гавани — десять фатомов до колышущейся обсидианово-черной поверхности.

Над волнами взмахнула белая рука.

* * *

Через узкую бойницу человека не втянешь — но осажденные нашли окно пошире. Руки дружно высадили решетку, и скоро уже мокрый, дрожащий от холода незнакомец стоял среди них. Над белой, точно снег, кожей топорщилась клочковатая медная борода. Глаза всех присутствующих в Расписном Чертоге были устремлены на него.

Конзар приставил к шее незнакомца клинок.

— Кто ты такой?

Бородач с усилием открыл глаза. Его трясло.

— Я от б-б-баронов Хонфельса, Саллоухита, Мернесса, С-с-сванскиндауна. В-в-вассалов его с-светлости. Они с-собираются.

Герцог придвинулся ближе, гордо вскинув голову.

Бородач заморгал.

— Плот, — добавил он в виде объяснения. — П-пришлось ждать т-темноты. Мерзавцы наблюдают и за водой.

— Где они? — спросил Ламорик.

— Близ б-болот.

Но поблизости от города — на много лиг — не было болот. Гонец закашлялся.

— Каких болот? — нетерпеливо уточнил Конзар.

Ламорик присел, успокаивающе вскинул руку.