Дьюранд задыхался между Ламориком и его женой.

Когда в зал вползала ночная стужа, беженцы начинали ссориться из-за одеял, даже из-за старых гобеленов, хранившихся в каморке под лестницей. Скоро подкрался голод, и Дьюранд входил в число людей, отвлекавших маленькую Альмору, пока в конюшне резали на мясо коней, не пригодных для войны.

Дорвен старалась держаться вместе с Альморой. Малышка кружила вокруг нее, точно крохотный черный ястреб на цепочке: не отбегая далеко и звонким серьезным голоском сообщая обо всем, что видит.

Каждый день Дьюранд принимал решение положить всему этому конец. Однажды он спустился по лестнице и застал внизу патриарха: бородатое лицо старца казалось суровым и серебристым, как на старинной монете. На коленях он баюкал спящую Альмору.

Проглотив тревогу, Дьюранд прошептал:

— Вы очень добры к ней, ваша светлость. Она столько всего перенесла за свою недолгую жизнь.

Старец улыбнулся.

— Полагаю, это она очень добра ко мне. Нелегко смотреть, как горит город, — и по-прежнему цепляться за старые истины, что ты изрекал в безбедные дни мира. «Где же во всем этом Владыка Небесный?» Я подумаю, а она ответит.

Дорвен день ото дня бледнела. Каждую ночь Дьюранд приводил ее в их диковинную безмолвную темницу, и они припадали друг к другу, точно последние мужчина и женщина на всем белом свете. Однако стоило ей закрыть глаза, как ее осаждал и мертвые, погибшие от меча, огня или воды.

И все это время Радомор неуклонно сжимал кольцо вокруг замка, повторяя свое зловещее предложение: Паладин на площади, огни, кровавые письмена. Люди герцога не теряли бдительности, но последние бочонки уже были опустошены, а по углам замка смердели кучи нечистот.

* * *

На седьмой день могучие осадные машины Радомора обступили цитадель гигантским полукольцом и обрушили на стены каменный град. Хотя замок Акконель был крепок, каждый удар сотрясал потемневшую цитадель до основания. И много, много колючих глаз смотрели из толпы — люди герцога продолжали думать все о том же.

Ближе к вечеру Альмора принялась разгуливать по святилищу и задавать окружающим всякие вопросы, на которые получала нервные ответы. Услышав, как плачут дети в зале, она решила, что им, быть может, хочется пить. Скоро они с Дорвен уже бродили среди беженцев, раздавая им воду.

Дьюранд смотрел на Дорвен. Он знал, до чего же она устала, но видел, как неизменно ласкова она была с малышкой. Наверное, стоит встать и помочь ей таскать ведро.

Но когда он пробирался среди старых товарищей, Берхард ухватил его за рукав.

— Не нравится мне видеть там эту девочку. Все одно, что смотреть, как она бродит среди своры псов. Я хочу сказать, есть верность — а есть голод. Теперь, когда Радомор стучится в дверь, это уже не шутки, а эти люди — не рыцари, привычные к кровопролитию.

— Это город моих отцов, — возразил Ламорик. — Вспомни, его герои и рыцари изгнали отсюда изменника. Это они скакали в бой против короля.

Дьюранду не нравилось слышать слово «изменник».

Гермунд-скальд задумчиво потирал подбородок.

— Про осады немало всяких историй ходит. Голод проделывает с людьми странные вещи. Слышишь о дебошах — и праведности. Приходят болезни, приходит безумие. Одни обретают такую твердость духа, что непонятно и откуда, а другие дерутся меж собой, как дикие кошки.

Конзар кивнул.

— Радомор хитер. Разумно с нашей стороны было бы подыскать комнату с крепкой дверью, ваша светлость. Скажем, в одной из башен…

Ламорик вскочил на ноги.

— Довольно! — вскричал он, привлекая к себе внимание доброй половины зала, и широким жестом указал на запад. — Наш враг там, снаружи! Это Радомор приставил нож к нашему горлу. Это он убивал и жег наших друзей и родичей. Кто станет верить такому человеку? Отцеубийце! Клятвопреступнику! Мы видели, каких тварей призвал он себе на службу. Подобные разговоры, сомнения — ровно то, чего он хочет! Он вложил в наши сердца отравленную надежду. На какое милосердие можно надеяться в руках такого дьявола? Если я не в состоянии доверять своему народу, чего стоит моя жизнь? — Ламорик схватил Дьюранда и с силой встряхнул. — Я покидаю этот рассадник слухов и сомнений — и иду взглянуть в глаза моему настоящему врагу!

Он вылетел мимо стражи в Расписной Чертог, готовый сдержать свое слово. Кирен ухватил Дьюранда за рукав.

— Возьми-ка еще кого-нибудь и ступай за ним, а не то как бы он не слез со стены и не отправился прямиком к этому мерзавцу!

Дьюранд кивнул и, проскользнув сквозь толпу, заторопился к лестнице, что вела на внешние укрепления. Душу точили мрачные раздумья: а стоит ли Ламорику доверять ему, Дьюранду? К своему изумлению, он обнаружил, что за ним идет Бейден.

— Я давал те же клятвы, что и ты, — прорычал старый рыцарь.

И держал их лучше, невольно подумал Дьюранд.

Ветер забивал глаза пылью и песком. Взобравшись на стену, молодой рыцарь начал озираться в поисках Ламорика. Право, лучше бы он его ненавидел, все было бы гораздо проще! Они миновали группку стражников, пригнувшихся, чтобы уберечься от стучащих по укреплениям камней. Ламорик стоял рядом.

Он улыбнулся Дьюранду.

— «Взглянуть ему в глаза»?.. Да мне чертовски повезет, если я хоть издали его увижу! Радомор посиживает себе в каком-нибудь шатре с флягой вина, а два бесенка при нем примостились с обеих сторон, как верные псы. Подлая, недостойная настоящего рыцаря манера биться! Тут ничего нет, лишь страх и нищета.

— А толпа — стадо свиней, — добавил Бейден. — Кто бы ни победил, замок отмывать придется еще сто лет.

— У вас мягкое сердце, сэр Бейден. Никто не скажет иначе.

Бейден что-то пробурчал в ответ. Дьюранд услышал басовитый стон и свист — одна из радоморовых катапульт взметнула к небесам огромный кусок каменной кладки.

Ламорик повернулся и посмотрел на двор, на колышущуюся под стенами массу людей.

— Толпища почище, чем в ярмарочный день, только разносчиков с пирожками…

Здоровенный камень ударился о внутреннюю стену и отскочил к ристалищу. Он просвистел между двумя людьми, чудом не задев ни одного, и прочертил полосу в грязи за ними. Другим повезло меньше. Тут и там во дворе лежали тела убитых.

— Мерзавцы размолотят ваш замок в крошево, — проговорил Бейден, откидывая с лица прядь гладких рыжих волос.

Простонал очередной требушет.

— Все равно что драться в какой-нибудь сточной канаве, — посетовал Ламорик. — Кровь да переломанные кости. Он убивает сыновей Аттии!

— Ваша светлость… — начал Дьюранд, когда стена между ними словно взорвалась. Каменный пол ушел из-под ног. Ламорик зашатался и встал на открытом месте — так, что голова у него высовывалась из-за укреплений. Дьюранд видел на улицах целые отряды лучников Радомора.