И в чем же проблема? А в том, что если политики решают защитить старую экономическую структуру, то все остальные не получают никаких выгод и преимуществ, которые несет в себе новая структура. Роджер Фергюсон – младший, вице-председатель совета директоров Федеральной резервной системы с 1999 по 2006 год, объясняет: «Люди, которые принимают политические решения, но не способны по достоинству оценить взаимосвязь между безжалостным перемалыванием компаний в конкурентной среде и созданием богатства, в итоге сосредоточивают усилия на отмирающих методах и навыках. Они вводят законы, направленные на защиту слабых, устаревших технологий, тем самым существенно замедляя прогресс экономики»[143].

Как политические соображения, так и простое человеческое сочувствие заставляют нас протянуть руку помощи тем, кто сильно пострадал от конкуренции. Если мучительные перемены порождают прогресс, то экономический пирог должен увеличиваться. А при увеличении пирога по крайней мере некоторую часть его прироста следует предложить проигравшим – будь то в виде помощи в переходный период, профессиональной переподготовки или в какой-либо иной форме, которая поможет сбитым с ног подняться. Например, помимо всего прочего, более приемлемым Североамериканское соглашение о свободной торговле сделало условие о компенсации американским работникам, которые могли лишиться работы из-за расширения торговли с Мексикой. Таким же образом многие штаты тратят деньги, полученные в результате крупных юридических соглашений с табачной промышленностью, на выплату компенсаций фермерам, выращивающим табак, чьи доходы существенно сокращаются из-за снижения потребления данного продукта.

Впрочем, следует проводить четкую границу между использованием политики в целях создания «подушки безопасности» для тех, кто пострадал от созидательного разрушения, и использованием ее для того, чтобы остановить этот созидательный процесс. Взять хотя бы телеграф и транспортную службу Pony Express. Одно дело – помочь уволенным работникам компании Pony Express, переподготовив их для работы телеграфистами, и совсем другое – помочь им, запретив телеграф. Однако иногда наш политический процесс делает нечто подобное по причинам, которые мы обсуждали в разговоре о субсидиях для производителей мохера. Экономические выгоды конкуренции огромны, но они распределяются между членами широкой группы; издержки конкуренции обычно меньше, но сильно сконцентрированы. В итоге получатели выгод от созидательного разрушения практически не замечают своей пользы, а проигравшие в борьбе приковывают себя к двери в офисе конгрессмена, ища у него защиты, – и так, скорее всего, поступил бы каждый из нас, грози ему опасность лишиться средств к существованию.

Именно так обстоит дело и в сфере международной торговли. В целом международная торговля выгодна для потребителей. Мы платим меньше за обувь, автомобили, электронику, продукты питания и прочие продукты, которые лучше или дешевле производить в других странах – или дешевле производить в нашей стране благодаря конкуренции с зарубежными компаниями. Наша жизнь улучшается тысячами почти незаметных для нас способов, имеющими при этом весьма мощный кумулятивный эффект. Оглядываясь назад, на времена правления президента Клинтона, бывший министр финансов Роберт Рубин размышляет: «Экономические выгоды снижения тарифов, о которых мы вели переговоры последние восемь лет, – это самое существенное снижение налогов за всю историю человечества»[144].

Но более дешевой обуви и более качественного телевизора, по всей видимости, недостаточно, чтобы обычный человек сел на самолет и полетел митинговать в защиту прав Всемирной торговой организации (ВТО). В то же время большинство людей, чье благополучие напрямую зависит от глобализации, точнее, от ее отсутствия, мотивированы гораздо сильнее.

В 1999 году Американская федерация труда и Конгресс производственных профсоюзов (American Federation of Labor/Congress of Industrial Organizations – AFL–CIO) и другие профсоюзы отправили около тридцати тысяч своих членов в Сиэтл протестовать против расширения ВТО. Этот шаг был сделан под весьма сомнительным предлогом: якобы профсоюзы обеспокоены низкими заработными платами и плохими условиями труда в развивающихся странах. Ну не бред ли? AFL–CIO беспокоят только американские рабочие места. Расширение международной торговли привело бы к поступлению более дешевых товаров на американский рынок и к потере рабочих мест и закрытию предприятий в США. Именно эти причины мотивируют работников устраивать демонстрации протеста, как это бывало в истории много раз. Сначала это были луддиты – группы английских текстильщиков, уничтоживших производственное оборудование в знак протеста против низкой заработной платы и безработицы, вызванных механизацией. Представьте себе, что было бы с нами сейчас, если бы они тогда добились своего?

Исторический факт: в начале XV века в технологическом отношении Китай существенно опережал Запад. Он заметно превосходил нас и в научном знании, и в сельском хозяйстве, и в инженерии, даже в ветеринарной медицине. Китайцы начали выплавлять железо в 200 году до нашей эры, на пятнадцать веков раньше европейцев. И все же промышленная революция произошла в Европе, а китайская цивилизация к тому времени зачахла. Почему? Согласно одной из интерпретаций историков, китайские элиты ценили стабильность выше прогресса. Лидеры страны упорно препятствовали мучительным социальным переменам, которые сделали возможной промышленную революцию. В XV веке правители Китая запрещали дальнее торговое мореплавание, препятствуя торговле и экономическому развитию, открытию новых земель и позитивным изменениям в обществе, к которым все это неизменно приводит.

Со временем люди разработали институты, для того чтобы интересы широких слоев превалировали над интересами, пусть даже в высшей степени понятными и объяснимыми, более узких групп. Например, когда администрация ведет переговоры о международных торговых соглашениях, президент часто стремится получить от Конгресса «полномочия с ускоренной процедурой». Конгресс по-прежнему обязан ратифицировать любое достигнутое соглашение, но только путем голосования «за» и «против»; нормальная процедура внесения поправок при этом аннулируется. По логике, законодателям не позволяется «потрошить» соглашение, изымая из режима налогообложения избранные отрасли; но ведь торговое соглашение, обеспечивающее защиту некоторым группам, объединенным особыми интересами в каждом регионе, – это уже не торговое соглашение. Ускоренная процедура заставляет политиков, которые так много говорят о свободной торговле, действовать в соответствии со своими заявлениями.

Несправедливо критикуемая Всемирная торговая организация на самом деле представляет собой просто международную версию этой ускоренной процедуры. Ее основная задача – ведение переговоров в целях снижения торговых барьеров между разными странами, в каждой из которых весьма напористо действует множество внутренних групп, объединенных общими интересами. ВТО делает этот процесс политически более управляемым, определяя, какие шаги обязательно нужно сделать странам, желающим вступить в эту организацию: открыть рынки, отменить субсидии для отдельных отраслей, поэтапно снизить таможенные тарифы и тому подобные. Такова цена членства в ВТО. Страны, допущенные в эту организацию, получают доступ к рынкам всех ее членов – а это огромный пряник, побуждающий политиков со всего мира решительно говорить «нет» своим производителям мохера.