Основные идеи экономики со временем не меняются – это одно из потрясающих ее качеств. Средневековым монархам приходилось привлекать капитал (обычно на ведение войн) точно так же, как это делают сегодня биотехнологические стартапы. Я понятия не имею, каким будет наш мир через сто лет. Может, мы начнем заселять Марс или превратим морскую воду в источник чистой возобновляемой энергии. Но я точно знаю, что в любом из этих начинаний для привлечения капитала и снижения рисков будут использоваться финансовые рынки. А еще я абсолютно уверен, что американцы не станут стройными и здоровыми, если сядут на диету, предписывающую питаться исключительно грейпфрутами и мороженым.

Однажды много лет назад я поехал в отпуск в компании друзей. Когда они узнали, что я среди них единственный ученый, всех это обстоятельство немного заинтересовало. А когда я объяснил, что занимаюсь изучением государственной политики, один из товарищей скептически спросил: «Если люди так много знают о государственной политике, почему у нас творится такой бардак?» С одной стороны, глупо задавать такой вопрос, это все равно что спросить: «Если мы так много знаем о медицине, почему люди продолжают умирать?» Конечно, десять лет спустя всегда можно придумать остроумный ответ на любой услышанный в прошлом вопрос. Тогда я, признаться, отделался жалким бормотанием: «Ну, это все так сложно…» А ведь мог бы указать на то, что в сфере государственной политики, как и в медицине, мы достигли некоторых довольно важных успехов. Ведь сегодня американцы здоровее, богаче, лучше образованы и менее уязвимы для колебаний экономики, чем в любой другой период нашей истории, – даже несмотря на недавний экономический спад.

Как бы там ни было, этот вопрос застрял в моей голове на долгие годы в значительной степени потому, что в нем содержится намек на один весьма важный момент: даже когда экономисты достигают консенсуса относительно того, какие политические шаги повысили бы благосостояние всего общества, эти шаги часто наталкиваются на непреодолимую стену политической оппозиции. Отличный пример – международная торговля. Я не знаю ни одного более-менее известного экономиста, который не считал бы международную торговлю решающим фактором процветания как богатых, так и бедных стран. Существует только одно «небольшое» противоречие: именно дебаты о международной торговле выводят сегодня людей на улицы с митингами и протестами – в буквальном смысле слова. Соглашения о расширении торговли вроде Североамериканского соглашения о свободной торговле вызывали ожесточенные политические баталии задолго до того, как на улицы Сиэтла и Генуи вышли демонстранты, яростно протестующие против глобализации.

Тем временем законодательные программы, объединяемые в единый пакет на основе сговора представителей отдельных регионов США, успешно проходят через Конгресс, щедро снабжая деньгами мелкие проекты, которые вряд ли можно назвать соответствующими национальным интересам. Например, на протяжении почти сорока лет из федерального бюджета США американским фермерам – производителям мохера выплачивались наличные. (Мохер изготавливается из шерсти ангорских коз и считается заменой обычной шерсти.) Эти субсидии были введены в 1955 году по запросу ВВС США в целях должного обеспечения промышленности пряжей для военной формы на случай войны. Это решение я оспаривать не собираюсь. Но уже с 1960-х военные перешли на пошив униформы из синтетических материалов. А правительство еще 35 лет продолжало субсидировать производителей мохера, причем весьма щедро. В конце концов субсидия, обреченная на незавидную судьбу своей абсолютной абсурдностью, была аннулирована, после того как стала образцом законодательных программ, объединяемых в единый пакет на основе сговора представителей отдельных регионов США.

Потом, когда внимание общества отвлекло что-то другое, субсидию вернули. Закон о сельском хозяйстве 2008 года предполагает выплаты для производителей шерсти и мохера с 2008 по 2012 год. Как это случилось?

Фермеров – производителей мохера не назовешь чрезвычайно мощной силой, отлично финансируемой или на редкость изощренной в политических вопросах. Они – ни первое, ни второе, ни третье. В сущности, именно благодаря своей малочисленности фермеры, производящие мохер, имеют возможность получать от правительства крупные субсидии практически незаметно для налогоплательщиков. Предположим, в стране тысяча таких фермеров, и каждую весну каждый из них получает от федерального правительства чек на 100 тысяч долларов просто за то, что производит мохер. Получатели субсидии, безусловно, относятся к ней с чрезвычайным интересом: скорее всего, она заботит их намного больше, чем любой другой политический шаг или решение правительства. В то же время всех остальных, кто платит сущие гроши в виде дополнительных налогов, чтобы сохранить никому не нужные поставки мохера, этот вопрос практически не волнует. Любой политик, специализирующийся на проблемах занятости населения, может подсчитать, что при голосовании за «мохеровые» субсидии он получит мощную поддержку от производящих его фермеров, а другим избирателям на это просто наплевать. Не такая уж трудная в решении политическая задача!

К сожалению, производители мохера не единственная группа, которая выстроилась в очередь за субсидиями, налоговыми льготами, защитой отрасли или какими-либо другими мерами государственной политики, подкидывающими им деньжат. В сущности, самые ловкие и изобретательные политики могут обменивать одни льготы на другие: вы поддерживаете производителей мохера в моем округе, а я поддерживаю государственные субсидии на строительство Зала славы победителей в игре бинго в вашем округе. Когда я работал спичрайтером губернатора штата Мэн, мы обычно называли бюджет штата рождественской елкой; каждый законодатель мог повесить на нее свое украшение. Сейчас я живу в Иллинойсе, в пятом избирательном округе, где не одно десятилетие побеждал Дэн Ростенковски (а позже Рам Эмануэль). Сегодня жители Чикаго могут ездить по городу и показывать, что построил Рости. Например, когда нашему Музею науки и промышленности потребовались десятки миллионов долларов на строительство подземного гаража, Дэн Ростенковски нашел средства в федеральном бюджете[138]. Справедливо ли то, что налогоплательщикам из Сиэтла или сельскохозяйственного Вермонта пришлось оплачивать гараж для музея Чикаго? Конечно же нет. Однако в минувшие выходные я возил в этот музей своих детей и мы попали в страшный ливень, и я был очень рад, что имею возможность припарковаться в крытом помещении. По причине таких вот благ для города Дэна Ростенковски, который, кстати, недавно вышел из федеральной тюрьмы, до сих пор встречают на политических собраниях в Чикаго стоя и бурными аплодисментами.

Закон о стимулировании экономики, принятый администрацией Обамы на пике финансового кризиса, тоже представляет собой поистине гигантскую законодательную «рождественскую елку». В следующей главе я высказываю мысль, что в тех обстоятельствах этот шаг казался довольно логичным. Однако ни один здравомыслящий человек не разработал бы законопроект, в который включено финансирование буквально всего, от экологически чистых мототележек для гольфа до полярного ледокола. Таким образом, процедура, десятилетиями снабжавшая щедрыми субсидиями фермеров – производителей мохера, жива и здорова. Поговорим, например, об этаноле – якобы экономически чистой присадке к автомобильному бензину, которая производится на основе зерна. Налог на бензин, смешанный с этанолом, на 5,4 цента меньше налога на чистый бензин якобы потому, что при сгорании бензина с добавлением этанола в атмосферу выбрасывается меньше вредных веществ по сравнению с чистым бензином. Кроме того, использование смеси бензина с этанолом снижает зависимость США от импорта нефти. Разумеется, ни ученые, ни защитники окружающей среды не уверены в том, что этанол – такая уж замечательная замена. Исследование, проведенное в 1997 году Главным бюджетно-контрольным управлением США, внепартийным исследовательским подразделением Конгресса, показало, что использование этанола оказывает совсем незначительный позитивный эффект как на окружающую среду, так и на зависимость США от зарубежной нефти. И все же субсидия на этанол была одобрена и обошлась бюджету США в 7,1 миллиарда долларов недополученных доходов. Но хуже всего то, что этанол, возможно, только усиливает некоторые виды загрязнения атмосферы. Он испаряется быстрее чистого бензина, что при высоких температурах усугубляет исчезновение озонового слоя атмосферы. В отчете об исследовании, опубликованном в 2006 году в периодическом издании трудов Национальной академии наук США, делается вывод, что, по сравнению с бензином, этанол действительно уменьшает выбросы парниковых газов на 12 процентов, но также указывается, что, даже если пустить весь урожай зерна страны на изготовление этого химического вещества, он заменит лишь небольшую часть американского потребления бензина. Кроме того, само производство зерновых культур не способствует улучшению состояния окружающей среды из-за попадания в почву удобрений и пестицидов, в больших количествах используемых производителями зерна[139].