и не могут вырваться, застряв на языке. Я брежу. Такое не случается дважды… Кажется, проходит вечность, когда я все же проблеяла: — Этого не может быть. Ты…

Семен наклоняется ко мне, сталкивает нас лбами, и мы одновременно растеряно вздыхаем.

— Это ты.

— Только мы сценаристы своего сериала, — шумно усмехается и сплетает наши руки в замок. — Я не прав, Снежная королева?

От контакта волоски встают дыбом, фитильки зажигаются, а на смену им приходит расслабление. То, которое навевает на безмолвное прибрежье где-то далеко отсюда. Возможно, на другой планете, если жизнь там существует.

Открываю глаза и заглядываю в его серые нити, сладко заманивающие в свое логово. Кажется, он находит нужный ответ, потому что улыбка растягивается непринужденной мечтательностью (естественно, с моими любимыми ямочками), как у ребенка. Мне самой хочется улыбнуться в ответ, без приторного намерения.

— Мне нравится твоя улыбка. — С придыханием бахвалиться: — Потому что только для меня, а не для этого индюка.

Я льну к нему, обнимая, при этом не стараюсь спрятать свое удовольствие, патокой истлевая в мышцах. Мужчины иногда ведут себя как волки за манер доказать волчице свои доблестные качества, что уж говорить, Семен явно притеснен звездным часом Ника, пусть между возрастное расстояние в два года, все равно имеют такие же равные полномочия. И невозможно не приметить тень возмущения «почему он, а не я…».

— Семен, — роняю, зарываюсь носом в ворот футболки. Вдыхаю перемешавшийся запах мужского пота и задерневшего одеколона, запоминая каждую минуту мгновения.

Оставляет легкий поцелуй на ключице, чуть выше и за ухом, с томящим горением зашептав:

— Прошло столько времени, Катя. Я уж думал, что не встречу свою незнакомку.

Дрожь окатывает тело, и плохо справляюсь с равновесием, потому что ноги предательски подгибаются. Рука Семена мерно поглаживает меня по спине, перебирает волосы, по которым стройкой вверх бегут заряженные частицы. Так странно. Чувствовать его как оголенный провод.

— Почему спустя столько времени? Где ты был до этого? — Ухватываюсь за его шею как за последний шанс. Мое дыхание щекочет, вызывая сумбур мурашек, перетекающих ко мне.

— Искал тебя. По крайне мере, я старался это делать, пока не появились иные обязательства.

О, сегодня я стала совсем расхлябанной и сентиментальной, ибо мужчина успевает ухватить одиноко скатившуюся слезу, как только отстраняется, но ни в коем случае не отпускает.

— Как же мы были далеки от того, что перед нами, — вымученно вставляю я, и все во мне с прахом разлетается. Руины на руинах, разваливаются камни годами продержавшиеся в виде стены — Китай нервно стоит в сторонке, — отчего душистый, пропитанный цветением цветов и просыпающихся растений воздух окутывает одеялом.

— Семен, я такая дура.

— Ну это не открытие, просто диагноз, — между прочим кичится, за что получает шлепок по груди. Его смех чарует мои уши. Мне нравится, как он смеется, а еще нравится, как страстно одаривает меня двусмысленным взглядом, расположив руки на моей талии и выводя тайные шифры будораживания. — Мы привыкли себе строить красивые замки, считая, так наша жизнь регулируется суверенитетом придуманного же королевства, на самом деле мы загоняем себя в ловушку. Красивую ловушку. До тех пор пока поцелуй жестокой правды не разбудит нас.

— За все это время я думала, что я и Миша — две половинки, нашедшие друг друга. Потом появился ты… И эти различия царапали глаза, вынуждая меня выбирать между вами. Я не могла бросить в голову ему туфлю, тем более пасть в его глазах, сбежав. И не могла выбрать тебя, так как у тебя своя семья, Семен.

— Ты же знаешь, что я ее не люблю, — уверяет с резкостью и недовольством. — Брак на то и «брак», потому что бракованный.

— Все равно не отменяет того, что каждый из нас уже имеет свою семью, — печально резюмирую и вздыхаю, пальцами зарываясь в отросшие коричневые волосы, переливающиеся рыжим оттенком. Недаром он ведет себя плутовато. — Нас всех связывает только дети, которых подставлять их счастьем не можем. Сердце кровью обливается, причиняя им боль.

— Скажи об этом моей жене, вряд ли она разделит с тобой целомудрие.

Кривит губы при упоминании чванливости своей жены.

— Как бы мать твоего ребенка не вела себя и при любой возможности показывала свои пороки, она была тебе дорога?

Он на миг отвернулся, глядя на играющие искорки в потемках комнаты. Они как рой пчел, вылетали на поверхность и снова прятались.

— Прожив с ней в браке практически пять лет, между нами всегда оставались разногласия и недосказанности. Мы буквально съедали хорошее друг в друге, чтобы не оставить никому, кто бы однажды завоевал твое сердце.

Все естество не хотело его покидать, оставлять наедине с озлобленными друг на друга чувствами. Мы оба страдали от собственных чувств. В тесных объятиях они разгорались пожаром, будто напоминая, из чего мы состоим.

— Ты смогла завоевать мое сердце еще восемь лет назад, Катя.

Хватка на моей талии усиливается.

— За всю свою прожитую жизнь я допустил всего две ошибки: дал тебе возможность ускользнуть из моих рук и женился на Жене. Видимо, так Высший суд отплатил мне чеканной монетой, решив, будто это заменит нашу с тобой короткую встречу. Я жил снаружи, но внутри верил в нашу встречу. С незнакомкой, закрытой и дерзкой, за что я отшлепал бы тебя за такие выходки, но я слишком воспитанный. — Я закатываю глаза. — Я веселился, растворялся в годах безумства подростков, занимался безрассудством, ловя от этого настоящий адреналин, и никогда не упускал возможность найти тебя в толпе. А потом, с появлением Жени, это застопорилось, стало не такой важной темой, и я решил навсегда захоронить прошлое под себя с условием, что это станет приятным воспоминанием. Я понимал, дав обещание друг другу, мы не сможем его сдержать. Слишком было много противоречий. В первую очередь, мы не знали друг друга. Потому решил полностью отдаться в отцовство, попытаться найти язык с Женей и наслаждаться гребанной меланхолией.

Ласковое перышко коснулось лица, как только он посмотрел на меня. Тяжелое дыхание оседало на моих губах, его густые ресницы подрагивали, щекоча мою кожу.

— Все изменилось с появлением тебя. Я видел мир по-другому, без серых размытых красок, которые мне удается каждый раз наносить на бумагу. Мне удалось смешать все и найти именно тот градиент, который изменил весь спектр палитры. Я не шутил тогда, что хочу тебя нарисовать. Господи, да я сейчас готов принести сюда краски и бумагу, оставив тебя в таком положении, и запечатлеть этот момент, назвав его «Доводами рассудка».

— Любовь полковника Уэнтворта и мисс Эллиот совсем