Обойдя его по большой дуге и выбрав на берегу пологое местечко, они с разгону въехали на песок. Папа остался сторожить лодку, а Фурман побежал искать маму.

Через несколько минут он уже прочно заблудился в какой-то совершенно незнакомой рощице, которая, судя по всему, служила всем туалетом. Бестолково мечась по грязным тропинкам, испуганно шарахаясь от встречных и чувствуя, как уходит драгоценное время, он в конце концов вылетел на опушку, где уже в полном отчаянии отважился спросить у удивленных пожилых людей, в какой стороне здесь канал. Получив направление, он быстро сориентировался и дальше двигался уже без приключений.

Мама спокойно сидела на одеяле, читая толстый журнал, и очень удивилась, увидев, что Фурман пришел один. Он наспех объяснил, как у них обстоят дела, предложил маме прокатиться – она, понятно, отказалась, – получил с собой два яблока и отправился обратно теперь уже короткой дорогой.

Папа скучал в лодке, прикрыв голову от припекающего солнца носовым платком. Время уже поджимало, и они решили плыть обратно почти по прямой, срезая все углы и не делая тех обходных маневров, которые совершали по пути сюда. Между тем движение на канале стало гораздо более оживленным: в обе стороны с надсадным ревом мчались разномастные моторные лодки и катерки – видно, это возвращались по домам рыбаки и охотники. Волнение теперь было сумбурным и постоянным.

Солнце принялось ненадолго заныривать за многочисленные облачка, и то ли ветер усилился, то ли вообще уже все покатилось к вечеру, – но на большой воде стало заметно холоднее. Папа-то за веслами этого, может, и не чувствовал, а Фурман в своей легкой рубашонке с коротким рукавом ежился и ругался, так как на него вдобавок стали часто попадать сносимые ветром холодные брызги.

Они уже пытались поменяться, чтобы Фурман мог согреться за работой, но каждый раз в решающий момент в их поле зрения попадала какая-нибудь сердито несущаяся прямо на них моторка, и они вынуждены были со смехом отказываться от своих намерений. Все это веселье происходило на довольно опасном и открытом со всех сторон месте – прямо напротив большого причала, к которому они, срезая путь, оказались теперь совсем близко. Того и гляди, из-за мыса мог появиться кто-то еще – например, здоровенный речной сухогруз или даже просто очередная ржавая самоходка – и что тогда?..

Разумнее всего было бы убраться отсюда поскорей, но Фурман продолжал занудно настаивать на том, чтобы папа пустил его на весла, не дожидаясь, пока они обойдут мыс. Папа рассчитывал, что там ветер будет слабее и они смогут спокойно идти вдоль берега до самого входа в залив. Однако, уже вроде бы уступая фурмановскому все более брюзгливо-скандальному напору, папа вдруг повернул в сторону берега: «Сейчас-сейчас, обожди минуточку, увидишь – я кое-что придумал…» – «Куда ты правишь-то?! – возмущался Фурман. – Тоже мне, «придумал»… Хочешь на берегу поменяться, что ли? Ты что, ослеп – не видишь, что там нигде нельзя выйти? Остановись, давай здесь поменяемся! Слышишь, чего я говорю?!» – «Ну, перестань скандалить… Дай мне сделать то, что я начал, – обещаю, так будет лучше для нас обоих!» – твердил папа. «Да скажи ты мне, куда ты собираешься плыть!? Там же вообще ничего нет!!! Зачем ты туда плывешь?!» – надрывался Фурман.

Папа, не обращая внимания на его гневные вопли, направил лодку в узкую щель между сонно вздымающейся кормой большого теплохода и глухой бетонной стенкой, которой была забаррикадирована прилегающая к причалу часть мыса. Ежесекундно оглядываясь и от старания высунув кончик языка, папа то и дело быстро облизывал им правый угол рта и лихорадочно работал веслами. Когда они наконец зашли в десятиметровый бассейнчик с замусоренной мутной водой и папа вдруг перестал грести, оказалось, что Фурман совершенно не понимал его намерений.

– Вот и все… Зря ты на меня ругался, – устало сказал папа. – Ну, ты же хотел поменяться местами? Давай поменяемся…

Фурману было немного стыдно, и он скрыл это за ворчливым бормотанием. Конечно, папа завез их в какую-то тухлую помойную яму, но здесь действительно можно было спокойно встать и, поддерживая друг друга, перейти на другую скамью.

– Ну, устроился? – поторапливая, спросил папа. – Давай скорей, Сашенька, а то мы будем опаздывать, и мама станет волноваться…

Фурман, капризно хмурясь и ерзая, долго искал правильный упор для ног, потом сделал пару пробных гребков, разворачивая лодку. Он чувствовал себя вполне отдохнувшим и мысленно уже подплывал к заливу с лодочной станцией.

Они только-только обогнули огромную ленивую корму, причем при ближайшем рассмотрении обнаружилось, что казавшийся издали таким белоснежным корпус теплохода сплошь покрыт какими-то грязно-ржавыми потеками и грубыми швами, – как прямо из-за мыса с внезапным диким ревом, раздувая ноздри, выскочила хищная узконосая «Ракета», тормозившая и приседающая на своих лезвиях-полозьях, как на лапах. Ее появление было настолько неожиданным и страшным, что и папа, успевший только открыть рот и сделать растерянное движение рукой, и обернувшийся на звук Фурман просто застыли: чудовище находилось от них всего метрах в тридцати, и легче легкого было представить, что они сейчас могли бы оказаться как раз там…

Сверкнув оконной чешуей, «Ракета» скрылась из глаз, и тут же лодка взмыла на первой докатившейся до них волне, – не самой высокой из тех, что сутуло неслись следом за ней.

– Ой, что делать?! – жалобно воскликнул Фурман, ловя вдруг сами собой заходившие весла.

– Ставь скорее лодку против волны! – с какой-то механической задумчивостью ответил папа и быстро облизал губы. – Ты слышишь меня? Держи лодку прямо, а то нас сейчас опрокинет!..

Фурман со всей силы отчаянно махал веслами, но прокатывающиеся горбом волны шутя перекидывались этим пустым для них куском скорлупы.

– Ккуда п-прямо?! Я не могу!.. – сквозь зубы рычал Фурман.

Разбуженная корма тоже тяжело заколыхалась в мгновенно возникающих и тут же исчезающих под ней водоворотах. Злобно крутясь, они сдергивали с нее воду, точно юбку, обнажая беспомощный красный лепесток руля. Неуправляемую лодку швыряло и тащило как раз туда. «Затянет!..» – испуганно понял Фурман и заорал:

– Куда?! Гавари, што делать, ну!!! Черт! Сделай же што-нибудь!!!

Папа, как будто сомневаясь в чем-то, бросал по сторонам короткие взгляды. Потом он опять высунул набок язык, поджал ноги, протянул растопыренные руки и стал странно цепляться за весла, – Фурман не понимал…

– Давай, давай назад… – папа несильно тянул весла на себя. – Скорее!

– Что?.. Что ты хочешь?! На весла?.. – папа быстро помотал головой. – Я не понимаю! Скажи!!!

Папа с трудом разлепил губы: «Что? Сейчас…» – и все возил веслами вместе с руками Фурмана.

– Что ты делаешь?! Ты с ума сошел?! Нас сейчас разобьет!!! Мы утонем! Скажи словами, что ты хочешь?..

– Туда, назад… – удивился папа. – Задним ходом! Или дай мне!..

Рассуждать было некогда. Мешая друг другу, они одновременно с двух сторон заработали веслами и с помощью очередной подхватившей их волны проскочили мимо страшной, пьяно вздымающейся кормы обратно в помойный бассейнчик. Но, едва успев облегченно вздохнуть, они поняли, что сами загнали себя в ловушку: волны в этом узком закутке просто взбесились, беспорядочно напрыгивая на неприступные стены, оглушенно отваливаясь от них и тут же тупо сталкиваясь с волнами, идущими наперерез… Вырваться им отсюда было некуда, и они вскипали, угрожающе дыбились и топили друг друга, ходя по головам. По сравнению с этим, позади сейчас царил полный штиль.