Один против двух! Над территорией, занятой врагом… Это самое худшее. Какой же выход? Да увести «мессеров» хитрыми маневрами на восток, к своим, а там и драться! Когда-то инструкторы в Одесской авиашколе хвалили его за высший пилотаж. Как же он ему сейчас пригодился! Со стороны можно было подумать, что советский летчик решил продемонстрировать врагам все фигуры высшего пилотажа сразу: «бочки», перевороты, виражи, «мертвую петлю»… А враги не желали быть зрителями, они носились за «артистом», стреляя беспорядочно, неприцельно — «як» никак не желал попадать в их прицел!

А внизу уже станция Любница, внизу теперь — наши!

Маленькая передышка, которую позволяет себе Ков-зан, обрадовавшись, что перехитрил-таки врагов, чуть не становится роковой — пули «мессера» настигают его машину. Пробиты водяная и масляная системы, температура воды — 120 градусов, давление масла упало, в кабине пар, дым. «Як» валится на крыло. На все про все — и на решение, и на бой, и на победу (а он никогда не сомневался в победе!) остается две-три минуты. Что он успеет сделать?

Один «мессер», заметив, что советский истребитель задымился, теперь безбоязненно идет в лобовую атаку, второй заходит в хвост. Остается одно — ударить крылом по крылу того, что идет в лоб. Но такой таран — немалый риск для жизни… Борис отчаянно несется навстречу жизни или смерти, чуть скользит вниз, будто хочет проскочить под самолетом врага, а, подойдя ближе, резко направляет машину на «мессер»… Удар по суммарной скорости получился даже для бывалого таранщика необыкновенно сильным.

«Перед глазами — красные, черные, белые точки, ничего не помню… — рассказывал Борис Иванович. — На этот раз впервые потерял сознание надолго».

Первое, что заметил, придя в себя, — его «ястребок» мчится к земле. Все силы напряг — перевел его в планирование. И тут заглох мотор. Тишина… В небе удаляется точка второго «мессера» — теперь его летчик расскажет «непобедимым» асам Гитлера о таране! Пусть боятся!

Но отчаянную лобовую атаку видели и наши войска — к приземлившемуся самолету Ковзана с шоссе мчится грузовик с солдатами.

И третью таранную сшибку выдержал его стальной крылатый друг! Но после перенесенных испытаний пришлось его наконец заменить.

Борис впервые за два года войны выспался в нормальной постели — в гостинице Торжка. А потом летчика-героя завезли в редакцию газеты, где дотошно расспрашивали его о трех таранах Михаил Матусовский и Сергей Михалков, тогда молодые военные корреспонденты.

Из вечерней сводки Совинформбюро от 11 июля 1942 года страна узнала: «Летчик Борис Ковзан встретил в воздухе двух немецких истребителей «Мессершмитт-109» и вступил с ними в бой. Плоскостью своей машины Ковзан таранил один немецкий самолет. Другой истребитель противника не принял бой и скрылся. Это был третий успешный таран отважного летчика».

* * *

О выдающемся летчике Ковзане писали газеты, журналы. А его бой с тринадцатью вражескими самолетами уже тогда, в годы войны, тщательно разбирался на занятиях с молодыми летчиками-истребителями.

Он не был суеверным, и занимало его в начале боя не роковое число — чертова дюжина, а тактика боя с семеркой «юнкерсов» и шестеркой «мессеров». Пришлось покрутить карусель! То он атаковал бомбовозы, отсекая «мессеров» огнем, то «мессеры» — его, а он продолжал вертеть карусель, из-за которой враги не успевали прицелиться, не могли понять, где он будет в следующий миг. И все-таки когда он ловко ушел от «мессера», зашедшего ему в хвост, сделав «полубочку» и зависнув вниз головой, второй «мессер» пошел в лобовую атаку, и пришлось вести огонь в этом довольно неудобном положении. И ведь сбил он врага!

Теперь — за ведущим бомбовозом, атаковать, сбить с курса. «Юнкере», поняв, что его ждет поединок, сбрасывает бомбы (а внизу — глухие леса) и поворачивает на запад. Наши зенитки мощным огнем отсекают самолеты врага от «яка» Ковзана, на помощь взлетают друзья, и фашисты разворачиваются на запад, не выполнив задания.

Сорок пять минут длился бой одного советского летчика с тринадцатью фашистскими асами! Но самое поразительное — истребитель Ковзана не получил ни одной пробоины!

Вот тебе и роковое число 13! Для врагов — роковое, не летайте чертовой дюжиной!

«На войне нельзя быть суеверным, — подтверждает Борис Иванович. — Хотя был у меня странный случай… Как раз перед четвертым тараном. И кстати, было это 13 августа! Я о нем как-то по своим партийным убеждениям забываю и никому не рассказывал до сих пор… Прямо мистика какая-то случилась!

Ну, раз четвертый таран был 13 августа, то, значит, накануне, 12-го вечером, у нас в полку давали концерт артисты. Женщины в длинных шикарных платьях, в туфлях на каблуках. Но мне предстояло лететь ни свет ни заря, потому пошел я в землянку и завалился спать. А летчиков тогда, на всякий случай, бойцы охраняли.

И вдруг будит меня красавица — в белом облачении, вроде как со светящейся короной на голове и (почему-то помню!) — в странной обуви с ремешками крест-накрест. Будит и говорит: «Пойдем со мной!» А я тогда девчонок чурался. Застеснялся. Отвечаю: «Не могу. В полет мне скоро». Она — настойчиво: «Пойдем со мной!» Я уже в крик: «Да отстань ты! Сказал же — нельзя мне!»

Тут расталкивает меня боец и спрашивает:

— Товарищ старший лейтенант! Я не понял, что вы мне кричите?

— А где красотка, что меня звала? — спрашиваю.

— Да не было здесь никого! Потаращил я глаза и снова спать.

А она тут как тут, грозно так приказывает: «Пойдем со мной!» Я в сердцах отвечаю: «Сказал же, что не могу!» «Пойдем!» — командует. Тут я разозлился и, каюсь, выкрикнул: «Да пошла ты!..»

Она ка-ак двинет меня в правый глаз! Я от страшной боли и проснулся, бойца опять спрашиваю:

— Где эта девка?

— Да не было никого! На кого кричали-то? Плюнул я, решил на стоянку к самолету пойти. А там

мой авиатехник готовит машину, спрашивает:

— Чего, командир, рано встал?

Ну, я пересказываю странный сон, а он:

— Откажись-ка, командир, от задания. Плохой это сон и, может, вещий.

А тут еще наш полковой любимец Дутик крутится вокруг меня, лает тревожно, за галифе от машины оттаскивает. А Дутик всеми уважаемый пес был. Однажды, когда мы гуртом галдели-гоготали на летном поле, стал оттаскивать то одного, то другого в сторону. Мы решили — что-то показать хочет, пошли за ним. А на то место, где мы только что стояли, снаряд упал… Воронка такая была, что никого бы из нас не осталось. С тех пор мы на ошейник Дутику немало Железных крестов с пленных фрицев навешали и с собой при перебазировании возили.

— Вот и Дутик не зря нервничает, — продолжает техник. — Откажись, командир!

Ну, куда там! Я ж упертый! Полетел.

Сейчас думаю: что это было? Ангел-хранитель предупреждал, Богородица или сама смертушка за мной приходила, да помиловала, пожалела молодого дуралея?»