Так или иначе, он стоял на своем. «Так уж меня воспитали: „Берегись дьявольского зелья“».

Пола всегда раздражало, что в глазах потомства он стал воплощением мелодичной, комфортной, благонадежной половины партнерства Леннон — Маккартни, тогда как Джону досталось амплуа экспериментатора и бунтаря. Такое распределение ролей произошло еще в Ливерпуле и потом в Гамбурге, где он всегда оставался на заднем плане, ощущая себя провинциальным аутсайдером, в то время как Джон проводил время в артистической тусовке. После переезда на Юг ершистый Джон снова получил свою обычную фору: его называли «умным», «мыслящим», «глубокомысленным» битлом — в противоположность Полу, который был всего лишь «симпатичным».

В 1964 году Джон стал первым поп-музыкантом, издавшим собственную книгу, и единственным удостоенным презентации на литературном ужине в книжном магазине Фойла, в компании сливок столичной интеллигенции. «Пишу как пишется» («In His Own Write») представляла собой сборник его карикатур и абсурдистских сочинений, с уважительным предисловием Пола, в котором тот вспоминал их первую встречу на церковном празднике в Вултоне (и описывал себя — непостижимо для миллионов девушек во всем мире — как «толстого школьника»). Книга продавалась огромными тиражами и вызвала восторги критиков, которые даже усматривали в ее авторе одновременную реинкарнацию Эдварда Лира и Джеймса Джойса.

Однако к середине шестидесятых соотношение сил в корне изменилось. В «свингующем Лондоне», который входил в свою золотую пору, Маккартни находился в самом центре культурного авангарда, в то время как Леннон редко выбирался из своего суррейского предместья. «Вообще-то Джон был еще тот бездельник, — вспоминает их бывший ассистент Тони Брамуэлл. — Ему было лишь бы сидеть в своем Уэйбридже и ни хрена не делать».

Если своим культурным воспитанием Пол по большей части был обязан семейству Эшеров, то контркультурным — практически целиком Барри Майлзу (известному просто как Майлз), двадцатидвухлетнему молодому человеку с тихим голосом, но острым умом, который уникальным образом сочетал энциклопедические познания в современном искусстве и литературе с любовью к любой музыке, от рок-н-ролла до самых отдаленных закоулков экспериментального джаза и musique concrète[32]. Выросший в зажиточно-буржуазном Челтнеме (где он водил компанию с будущим гитаристом Rolling Stones Брайаном Джонсом), Майлз студентом изучал изобразительное искусство, после чего устроился работать в магазин с безобидным названием «Беттер Букс» («Книги получше»), который на самом деле являлся лондонским центром новаторской литературы. «Беттер Букс» служил пристанищем для американских писателей-битников, когда они приезжали в Лондон, и Майлз на зависть окружающим был хорошо знаком с Алленом Гинзбергом, Ферлингетти, Грегори Корсо и многими другими.

Его познания в авангардной музыке были не менее энциклопедичны; от него Пол впервые узнал о фри-джазе Орнетта Коулмана, авангардном саксофонисте Альберте Эйлере и композиторе и пианисте Сан Ра, который считал себя рупором «ангельской расы», пришедшей на землю с планеты Сатурн. В квартире Майлза на Хэнсон-стрит в Фитцровии, иногда покуривая гашиш, иногда употребляя брауни по рецепту Элис Б. Токлас, Пол слушал «Неопределенность» Джона Кейджа — серию «рассказов в звуке», а также первый в мире поющий компьютер IBM 704, который исполнял мюзик-холльную песенку викторианских времен под названием «Daisy Bell».

Находясь вдали от Эбби-роуд, Пол с Джоном всегда использовали для записи катушечные магнитофоны — и когда опробовали новые песни, и когда развлекались, начитывая комические пьески и стишки со звуковыми эффектами в духе Goon Show. После появления в 1964 году переносных кассетных магнитофонов играть со звуком стало гораздо легче. Однажды, подвозя куда-то Барри Майлза на своем «астон мартине DB5», Пол щелкнул выключателем на приборной панели, и Майлз услышал нечто напоминавшее американскую радиостанцию, с безумными джинглами, заставками и рекламами в паузах, — нечто очень отличавшееся от скучного BBC. На самом деле это была пленка, изготовленная Полом, — он использовал для нее некоторые из бесплатных экземпляров пластинок, которыми его засыпали каждую неделю. В очень похожую на настоящую болтовню диджея были также вставлены пародии на Эла Джолсона, Литтл Ричарда, а также неправдоподобно близкая к оригиналу имитация хорошего друга Beatles Мика Джаггера.

После этого Майлз познакомил его с экспериментальной музыкой, на переднем крае которой были не англичане и американцы, а европейцы, — на этом фоне их с Джоном аудиозабавы на Эбби-роуд выглядели жалкой домашней самодеятельностью. Это был немец Карлхайнц Штокхаузен, французы Пьер Шеффер и Эдгар Варез, итальянцы Ферруччо Бузони и Лучано Берио. Он узнал, как после компьютера IBM модели 740 из машин научились делать исполнителей, а из магнитной ленты — целые оркестры: ее разрезали на фрагменты, которые переставляли местами, проигрывали в обратном направлении и бесконечно закольцовывали в многослойных «петлях».

Майлз также мог рассказать ему о все большем числе американских групп, которым было неинтересно превращаться в клонов Beatles, а тем более писать хитовые мелодии и зарабатывать деньги, — они сплавляли поп-музыку с искусством, битнической поэзией и политическим радикализмом. Многие из них были эксцентриками даже по ливерпульским меркам: от Фрэнка Заппы, поклонника Стравинского с экзотической бородкой, который назвал своих музыкантов Mothers of Invention («Матери изобретательности»)[33], до поэтов Эда Сандерса и Тули Купферберга и их группы Fugs (тогда это был единственный печатный вариант слова «fucks»).

Всякий раз, встречаясь с Джоном, Пол делился с ним новостями из этого эзотерического нового мира: маэстро пленочных петель Лучано Берио приезжает в Англию, чтобы прочитать курс в Дартингтон-холле; Пол написал благодарственное письмо Штокхаузену — довольно неожиданный оборот для битла — и получил ответ от него лично. «Эх, блин, как я тебе завидую», — мрачно реагировал Джон, но все оставалось как прежде.

С другой стороны, самые невероятные фигуры из мира авангарда теперь оказывались статистами в битловской эпопее. Одним из друзей, с которым Майлз сошелся через «Беттер Букс», был Уильям С. Берроуз, старейшина цеха писателей-битников (а также, как известно, убежденный героинщик), чей роман «Голый завтрак» американские власти пытались запретить по суду на основании законов против содомии. Берроуз часто встречался с Майлзом и Джоном Данбаром в квартире на Монтегю-сквер, которая на самом деле принадлежала Ринго, но которую Пол реквизировал под экспериментальную студию звукозаписи, периодически используя друга Берроуза Иэна Соммервилла в качестве звукоинженера.

«Однажды вечером мы сидели там, курили анашу, сочиняли неформатную музыку — иными словами, гремели кастрюлями и сковородками, — и вдруг заявляется Пол с ацетатным диском альбома Rubber Soul, — вспоминает Майлз. — Билл Берроуз был одним из первых, кому он его дал послушать». Явно подавленный присутствием мэтра, Пол упомянул, что в альбоме есть «четырнадцать недочетов», которые он не смог исправить, — хотя с тех пор миллиарды его слушателей вряд ли смогли бы отыскать хоть один.