— Ты думаешь, что сможешь продолжать как ни в чем не бывало? Что мне помешает подкатиться к твоему драгоценному куратору с той же сделкой, которую я предложил тебе — которую ты на хер испортила, не поленюсь повторить снова.

Мэдди знала, что Дженнифер не хотела больше детей, — у нее ведь были три великолепные селекционные дочери с ее давнишней партнершей Рейчел, и ни одна из них не унаследовала ее дурной запах изо рта благодаря предзачаточному планированию, которое по карману только богатым. Поэтому она по-прежнему не обращала внимания на СЕ.

— Потому что теперь они наблюдают за всем, что происходит в твоей лаборатории, Мэдди, и ты знаешь, что мне присуща — как ты там любишь повторять? — склонность к импульсивным действиям. Кто знает, что я могу сказать или кому я это могу сказать.

Что бы означала эта его угроза? У Мэдди в который уже раз возникло ужасное ощущение, будто СЕ весьма хорошо осведомлен о собственном иммунитете. Он может рассказать об этом Дженнифер. А Дженнифер, почуяв запах больших денег, забудет о былой преданности Арни.

Мэдди попыталась прочесть что-нибудь по его лицу, но долго выдерживать взгляд его обвиняющих глаз не смогла.

— Я приму твои условия, как только приведу мысли в порядок, ладно?

На улице рассветало, и изредка доносились голоса, когда люди приходили на работу и здоровались друг с другом.

Мэдди покосилась на камеры. Компьютеры прослушивались, а их голоса записывались, если Дженнифер активировала переговорные устройства, в чем можно было не сомневаться. Мэдди обдумывала способ общаться с Наоми. Она взяла кипу рекламных проспектов и помаду. Затем разместилась так, чтобы в камеру нельзя было рассмотреть, что именно она пишет, и нацарапала записку для Наоми.

Надо вывести их отсюда. Подальше от Дж.

— Ты не можешь. Они же носители вирусов, Мэдди.

— Наоми, а не заткнуться бы тебе. — Мэдди повела плечом в сторону ближайшей камеры.

— Ой! — Наоми наклонилась и принялась писать, высунув от усердия язык, как детсадовский малыш, который в первый раз учится редактировать видеофайл. Ее ответ был накарябан небрежными, неумелыми каракулями.

Это безумие.

Мэдди ответила:

Наоми кивнула в знак согласия. Мэдди написала:

Мэдди записала номер счета в банке и ПИН-код.

— Но не увлекайся, — произнесла она громко. — Кто знает, как долго это может продолжаться, а мы ведь не хотим, чтобы у нас кончились наличные.

Именно в эту минуту дверь лаборатории еле слышно загудела, удостоверяя личность неожиданного посетителя. Обе вскочили, словно нашкодившие девчонки. Мэдди не сомневалась, что нагрянула Дженнифер, которая заметила, как они пишут друг другу тайные записки, и спустилась с кучей охраны, чтобы выставить ее задницу из лаборатории на веки вечные.

Но возникший в дверях человек казался гораздо выше Дженнифер, и на нем не было ни защитного костюма, ни униформы. Приглядевшись внимательнее, Мэдди решила, что перед ней очень старый мужчина, похожий на очень старую женщину. В красном рабочем халате, клетчатой рабочей рубашке «Л.Л. Бин» и кроссовках «Адидас» он казался таким маленьким, что напоминал чахлое пугало. Волосы, длинные и серебристые, он заплел в африканские косички и обильно украсил их блестящими бусинками, которые мелодично зазвенели, когда мужчина повернул голову в их сторону. Он улыбнулся, ослепительно сверкнув белыми зубными имплантатами.

Мэдди уже собиралась обругать Наоми за то, что та зазвала одного из своих странных знакомых в лабораторию, когда незнакомец протянул руку и высоким, гнусавым голосом произнес:

— Привет, Мэдди.

Когда на ее лице появилось недоуменное выражение, он широко улыбнулся своей белой-пребелой улыбкой и добавил небрежно, словно нечто само собой разумеющееся:

— Я Берни.

Пока я шла по обшитому фанерой коридору, мои ноги покрылись крошечными ранками от гравия, осколков стекла и кусков металла. Я расслабилась и витала в собственных мыслях. Когда КрайЗглу схватила меня сзади за куртку, чтобы попридержать, я поначалу даже не сообразила, что ей нужно. Затем услышала голоса.

Они доносились из-под дверей подсобки с надписью «Сони». Хотя скорее это можно было назвать гомоном — звук мужских и женских голосов, говоривших одновременно. В щели под дверью мы увидели голубоватый мерцающий свет. Я стряхнула «Ночное око» и моргнула. Без очков я ни черта ни видела.

КрайЗглу все еще держалась за меня, и я чувствовала ее дыхание на волосах. Она дрожала. Затем я услышала, как она хмыкнула.

— Черт, прям душа в пятки ушла, — прошептала она мне на ухо. — Я уж было подумала, что это парламентское собрание.

«Что ж, если это не фараоны, тогда кто?» — озадачилась я. Но спросить об этом у КрайЗглу побоялась. Она словно прочитала мои мысли.

— Это телевизоры, — сказала она. — И стереосистемы.

Затем шагнула вперед, словно намеревалась войти туда.

— Но такого не может быть! В этой части Торжища нет электричества.

КрайЗглу сказала:

— Я всего лишь констатирую факт. Ты слышишь музыку? Она права. До меня отчетливо доносится тема «Новостей глазами очевидцев». Сейчас, когда я прислушалась, некоторые голоса зазвучали даже громче.

КрайЗглу с опаской приоткрыла дверь. Мы увидели подсобку, совершенно пустую, не считая нескольких кусков упаковочного пенопласта и пары разбитых наушников. Еще чуднее было в самом магазине, который можно было разглядеть в полуоткрытую дверь подсобки. Внутри работал каждый телевизор, и почти половина из них показывала Торжище. Передо мной мелькали всевозможные кадры: вид с воздуха, корреспондент с прилизанными волосами на автостоянке, следы разрухи в отделе косметики «Лорд&Тэйлор» и сцены обычной жизни в Молле.

КрайЗглу вошла первой, я кралась следом за ней, все еще пребывая в состоянии легкой обалделости. Там стоял большой телевизор, передней панелью обращенный к нам, в окружении колонок, но звука не было, а на экране бежала безмолвная и сюрреалистичная запись с зернистым изображением, характерным для съемки, ведущейся через камеры наблюдения. Я увидела, как потолочная панель отъехала в сторону, оттуда высунулась затянутая в перчатку рука с пистолетом и разнесла затылок охранника. В следующее мгновение вниз скатилась Кери, из-под задравшейся юбки торчало нижнее белье «Минни-Маус». Она принялась озираться по сторонам. Во рту пучок проводов, к груди клейкой лентой привязано какое-то крутое снаряжение. Она заметила камеру, нацелила в нее пистолет и прищурилась. Изображение погасло.