— Почему ты решил участвовать в конкурсе на стипендию? — спросила я, проигнорировав этот невысказанный вопрос.

Он растерянно сощурил глаза. Надо же, мне всегда казалось, что Отто и растерянность — это две несовместимые категории.

«Чтобы добиться свободы, — ответил он и спросил после недолгого колебания: — А что?»

— Однажды я тоже выиграла стипендию, — сказала я. — В Академии искусств Хироко. Шестьдесят два года тому назад.

«Почему же ты не поехала туда?»

— Вместо этого я погрузилась в стазис.

«Ты этого хотела?»

Это был вопрос, который я избегала задавать себе с того дня, как вышла из стазиса. Ответ на него убивал меня.

— Да, — прошептала я.

«Почему?»

Я встала, уронив свой ноутскрин.

— Почему ты все время спрашиваешь «почему»? — крикнула я.

Отто гневно посмотрел на меня и изобразил руками какой-то жест, которого я не поняла.

— Что?

Он издал раздраженный дельфиний звук и схватил свой ноутскрин. Потом сунул его мне в руки.

«Потому что мне не все равно!» — было написано на экране.

Я опустила голову.

— Почему?

Он снова замахал руками. Я не понимала этого языка, но он был красивый. Отто снова повторил последовательную серию жестов. Сначала он протянул ко мне открытую ладонь, потом соединил вместе кончики двух указательных пальцев, похлопал себя по левой руке и прижал ладонь к своему сердцу. И я поняла все, без слов: «Твоя боль касается моей боли».

Неправда, у нас все было по-разному! Отто причинили боль без его ведома. Свою боль я выбрала сама.

— Я порвала с Ксавьером, ясно? Я разбила ему сердце! Вот почему я хотела уйти в стазис, вот почему меня забыли! Вот почему я не заслужила пробуждения, я должна была умереть, навсегда!

Отто прижал ладонь к сердцу и протянул мне другую руку. В глазах его я прочла просьбу: «Пожалуйста».

Я заколебалась, но все-таки прошептала:

— Прости.

Его лицо погасло. Теперь, когда я ближе познакомилась с Отто, его лицо перестало казаться мне невыразительным. Но он неправильно меня понял. Я просила прощения за ту боль, которую причинит ему мое сознание. За густые колючие заросли моей вины.

Я взяла его за руку.

Ровно шестьдесят два года, восемь месяцев и двенадцать дней назад моя жизнь свернула на путь, который привел к сегодняшнему кошмару. А началось все просто замечательно — с хороших новостей. Я как раз выходила из класса искусства, когда мистер Соммерс остановил меня.

— Я хотел бы поговорить с тобой, Роуз.

Я нервно сглотнула, испугавшись, что снова провинилась. Наверное, кто-нибудь мог бы подумать, что при моей любви к рисованию искусство было единственным предметом, с которым у меня никогда не было проблем. Как же! Преподаватели основных предметов относились ко мне с тихим отчаянием. Зато в учителях искусства я чаще всего вызывала смешанные чувства в диапазоне от зависти до откровенного раздражения. Я бесила их тем, что постоянно торчала в классе — с раннего утра до позднего вечера, а иногда и во время обеда. И при этом расходовала в десять раз больше материалов, чем любой другой ученик. Вот и теперь я приготовилась покорно выслушать очередную нотацию о недопустимости бездумного расточительства школьного имущества.

— Роуз, мне нужно поговорить с тобой по очень важному делу, — начал мистер Соммерс.

— Простите, — машинально выпалила я.

Мистер Соммерс поднял брови.

— За что?

— За все, что я сделала, — ответила я. — Мне очень стыдно.

Мистер Соммерс улыбнулся.

— Но ты не сделала ничего плохого! — заверил он. Я удивленно уставилась на него. — Помнишь те картины, которые ты принесла мне для получения дополнительных баллов?

— Да, — ответила я. В нашей школе была небольшая художественная галерея, и руководство однажды решило выставить в ней работы учеников, наряду с картинами местных профессиональных художников. Три месяца назад мистер Соммерс предложил поставить дополнительные баллы всем, кто принесет свои работы, выполненные вне школы, для возможного размещения в галерее. Я притащила ему штук шесть своих картин маслом. Ни одна из них так и не появилась в галерее, но мне было все равно. Дополнительные баллы ставили вне зависимости от успеха.

— Твои картины произвели на меня очень сильное впечатление, — продолжал мистер Соммерс. — Настолько сильное, что я взял их все, присоединил к ним несколько работ, которые ты выполняла у меня на уроках, и отправил их своему другу, члену отборочной комиссии программы художественного совершенствования «Молодой мастер». Слышала о такой?

Конечно. В последние десять лет это было самое престижное состязание лучших молодых художников. Я знала об этой программе с тех пор, как поступила в среднюю школу… то есть уже несколько лет.

— Мои работы ему понравились? — спросила я, больше из любопытства, чем с надеждой. Если бы друг мистера Соммерса решил, что у меня есть шанс принять участие в конкурсе в ближайшие два-три года, я была бы на седьмом небе от счастья.

— Они настолько понравились ему, что сегодня он прислал мне сообщение с поздравлениями! Твоя картина стала одной из двух победительниц в номинации «Живопись»!

Я разинула рот.

— Что?

Это было невероятно! В программе «Молодой мастер» принимали участие старшие ученики знаменитых художников. Старшеклассники художественных училищ. Выпускники этих училищ, которым еще не исполнилось двадцать один год. Но чтобы ученик средней школы победил в одной из номинаций — это было просто неслыханно.

— К-какая картина?

— Одна из серии «Поднебесье».

Я чуть не разрыдалась, но это было настоящее счастье. Это была та самая картина, которую я не надеялась закончить — да-да, тот неземной пейзаж с извивающимися горами и загадочной растительностью.

— Церемония вручения наград проходит в Нью-Йорке, но в твою премию входит дорога туда-обратно для тебя и одного из членов твоей семьи. Победа в одной из номинаций конкурса — это огромная честь! — Ах, разве мне нужно было об этом напоминать? Но мистер Соммерс продолжал: — Ты уже вошла в десятку претендентов на звание победителя премии «Молодой мастер» этого года. Все твои работы, которые я собрал и отослал от твоего имени, будут соперничать с победителями в других четырех номинациях за титул «Молодой мастер». Если ты победишь, то выиграешь летний художественный тур по всей Европе. Но главное, по окончании школы ты сможешь совершенно бесплатно поступить и учиться в Академии изящных искусств Хироко!

Раньше я никогда в жизни не думала о деньгах. Мои родители были возмутительно богаты. Но когда учитель упомянул о бесплатном обучении, я вдруг впервые поняла, что все деньги принадлежат моим родителям. Даже если я поступлю в колледж, то только в тот, который они выберут для меня. Если поеду в Европу, то только тогда и туда, куда пошлют меня родители. Но поскольку с тех пор, как мы переехали в этот кондоминиум, они не выпускали меня никуда, кроме школы, я была совершенно уверена в том, что этого никогда не случится.