предчувствия сжимается сердце: Глафира никогда не звонит мне сама.

Глава 30. Арина

Я наблюдаю, как вытягивается лицо Эрика, и понимаю: случилось что-то серьезное. Он вскакивает со стула и бежит к выходу. Я словно передаю ему эстафетную палочку неприятностей.

– Ты куда? – бросаюсь следом, опережаю его и раскидываю руки в стороны, закрывая дверной проем. – Пока не скажешь, что случилось, не пущу!

Он мгновение смотрит на меня остановившимся взглядом, потом глухо выдавливает из себя:

– Мачеха звонила, отцу плохо. А этот… щегол… трубку не берет.

– А скорую вызвали?

– Да, но у Глафиры такой страшный голос!

– Все! Поехали! Я с тобой. Давай ключи.

– Я сам. У тебя прав нет.

Точно, совсем забыла, что меня лишили водительских прав, а получить новые я так и не успела.

В машине мы молчим, Эрик нервно сжимает руль, я смотрю в окно на мелькающие мимо машины, на пешеходов, бредущих по своим делам. Обычная жизнь большого города, и только мы в нее не вписываемся, все сражаемся друг с другом, делаем гадости, травим души.

– Может, Елену Ивановну позовем? – осторожно спрашиваю мажора.

Теперь и я уже не верю Матвею, кажется, что все его действия только во вред. Разумом понимаю, что он не будет рисковать своей карьерой без причины, слишком изворотливый и осторожный, а не верю.

– Обязательно позовем, если сами не справимся.

Особняк Метельских сияет огнями, даже робость берет от этой роскоши и помпезности. Слуги суетятся, носятся по комнатам, дворецкий лишь небрежно окидывает меня взглядом, но смотрит на Эрика.

– Борис Сергеевич в своих комнатах.

– А скорая?

– Уже уехала. Небольшой сбой сердечного ритма.

– Из-за чего?

Эрик спрашивает отрывисто, с придыханием, сразу видно, что очень волнуется.

– Глафира Викторовна вам расскажет.

– Опять, значит, я виноват, – бурчит мажор и переводит взгляд на меня.

– Ты иди, я подожду тебя в холле.

– Нет! – резко отвечает он и хватает меня за руку.

Так, сцепив пальцы в замок, мы и входим в большую спальню. Вернее, не спальню, а отдельные апартаменты семейной пары, устроенные под ее запросы и вкусы. И, хотя сердце колотится от волнения, я украдкой оглядываюсь.

Никогда еще мне не доводилось бывать в таких роскошных домах. Везде бархат и позолота, мягкие кресла, столики на кривых ножках и пузатые комодики, блестящие лаком. Отреставрированная винтажная мебель поражает красотой и дороговизной, тяжелые портьеры обрамляют окна в пол, стену напротив занимает стилизованный под старину, но вполне современный шкаф-купе. В центре стоит широкая кровать, застеленная шелковым покрывалом, а рядом с нею – медицинская капельница.

– Ты пришел.

С кресла поднимается невероятной красоты миниатюрная женщина. Она встряхивает длинными волосами и, легко ступая, направляется к нам.

– Естественно, пришел, – ворчит Эрик. – Ты же истерику устроила по телефону, а смотрю, все спокойно.

– Тихо, отец только что заснул!

– Прости! Как он?

Эрик вытягивает шею, я выглядываю из-за его плеча. На кровати, сливаясь бледной кожей с белизной постельного белья, лежит сам хозяин. В полной тишине хорошо слышно его хриплое дыхание. Невольно наворачиваются слезы: наши с Эриком жизни так похожи!

– Выйдем, сын! – шепчет женщина и толкает Эрика в плечо.

На меня она не обращает внимания, чувствую неловкость. «Зачем поперлась следом за мажором? – всплывает в голове вопрос. – Своих проблем много!»

– Это Арина, – мажор коротко представляет меня в холле.

– Девушка, подождите нас здесь, – наконец удостаивает меня вниманием дама.

– Нет, Арина пойдет со мной.

Эрик опять решительно берет мои пальцы, самое удивительное, мне не кажется это противным или неправильным. Мы много прошли уже вместе, много пережили, словно связаны нитью судьбы, которую невозможно ни разорвать, ни разрезать.

– Как хочешь! – пожимает плечами дама.

Она приводит нас в кабинет, небрежным жестом показывает на диван, сама садится в кресло.

– Да, что случилось? – взрывается Эрик. – Что за тайны мадридского двора?

– Это у тебя я хочу спросить, гаденыш, – тихо, с нажимом говорит хозяйка. Ее глаз начинает подергиваться, только теперь я понимаю, что она напряжена и взвинчена. – Ты решил отца вогнать в гроб раньше срока?

– Я? – Эрик теряется. – Мы вчера хорошо поговорили, он мне помог разобраться с одним делом. Больше не виделись.

«Все ясно! – вспыхивает озарение. – Вот почему полиция перестала расследовать мамино похищение! А я все гадала».

– Сегодня приехала твоя жена. Она заявила, что тебя нужно лечить у психиатра, потому что ты устроил в клинике, в вип-отделении, скандал. В результате все богатые пациенты выписались, подали на клинику иск и требуют полного возмещения убытков за моральный и материальный ущерб.

– Наташка спятила, что ли? – мы обмениваемся взглядами, и его глаза вспыхивают.

– А еще она сказала, что ты связался с уголовницей. Это она?

Тяжелый взгляд больших серых глаз прожигает меня насквозь, невольно съеживаюсь.

– Что? Она точно идиотка! Я с ней разберусь!

– Не знаю, что происходит в твоей семье, но мое терпение лопнуло! Отцу стало плохо.

– Черт! Это Наташка за намек о разводе мстит, – бормочет Эрик. – И за фабрику.

– За какую фабрику?

Эрик рассказывает мачехе о разговоре с отцом, о желании жены и Стрельникова прибрать к рукам его фабрику, о своей задумке по реорганизации производства, о моей маме, которую мы вчера вывезли из клиники. Дама сидит, выпрямив спину и изящно скрестив ноги, как английская королева. На ее лице-маске не отражается ни одной эмоции. Я невольно ей завидую: умеет держать себя в руках.

– Короче, у меня куча планов. Впервые с тех пор, как умерла Лера, я хочу чем-то заняться и не собираюсь отдавать свой бизнес в руки этих проходимцев!

– Это ты так о своей жене говоришь и о лечащем враче твоего отца? Не слишком ли?

– Лечащий врач? Хочешь знать, что сделал этот дятел с Ариной и ее мамой?

Глафира Викторовна молча разглядывает ногти, мы