Он написал: «Дорогая Кэй», – и остановился, подыскивая слова. Обдумал первое предложение и опробовал его, беззвучно выговаривая про себя, как вдруг отвлекся на другой, более мощный голос: «Если я дам вам бумагу и карандаш, смогли бы вы написать, прямо сейчас, в эту самую минуту, ясно и четко, чего хотите добиться во второй половине своей жизни?»

Утром во вторник, в начале своего шестого дня в Окружной мемориальной больнице, Джадд Уайлдер в первый раз получил толстенную пачку почты. До этого пришло несколько открыток, но почти все они не имели никакого смысла: стерильные подписи под массово отштампованными пожеланиями, такими же безликими, как и поздравления к Рождеству, которыми они каждый год заполняли принадлежавший Кэй громадный старинный ковш для пунша. В это утро ему принесли толстую кипу конвертов, вручение которых Мэри предварила веселой церемонией: поднесла как приношение, на подносе, – предвкушение возросло еще больше от ее восторженно-завистливого замечания о том, сколько же у него друзей, должно быть.

Перебирая конверты, он увидел, что почти все они из Нью-Йорка. Объяснение пришло из первого же прочтенного письмеца, в котором упоминалась газета «Трансом», которая была такая же сплетница на Мэдисон-авеню, как и газетка любого мелкого городка в Америке. Очевидно, во вчерашнем утреннем выпуске была заметка про его болезнь, намек, который тут же был понят, как казалось, всяким торговцем площадью под рекламу и всяким продавцом эфирного времени, кто выискивал хоть какую-то выгоду в «Крауч карпет». Пусть на большую часть этих посланий и не стоило обращать особого внимания, поскольку они завуалированно предлагали дать рекламу своим услугам, все же в них было больше личного, чем в приветственных открытках. По крайней мере, в двух письмах выражались искренняя заинтересованность и сочувствие – оба письмеца были от мужчин, которые сами перенесли инфаркт.

Последний конверт, который вручила ему Мэри (она стояла рядом, вскрывала конверты), было цветистым посланием от Ника Салтини из «Джерси-Гудзон Колорплэйт», напомнившим, что он забыл, прося Дафи позвонить Аллену Талботту, передать, чтобы тот отменил заказ, который он дал Нику на обложку программы конференции.

– И это все?

– Это все.

– Странно, ничего нет из Нью-Ольстера, – словно про себя произнес он, вспомнив обещание Дафи переслать ему почту из дома.

– Эта придет только завтра днем, – сказала сестра. – Я знаю, потому что как раз оттуда получила письмо от Ральфа, – вчера.

– Как дела-то в общем? – спросил он, постаравшись быстренько наверстать упущенное в проявлении внимания, осознав, что уже два дня как не выказывал к делам девушки никакого интереса.

– Чудесно! – откликнулась она восклицанием, бьющим радостью через край. – Мы собираемся пожениться, как только я смогу вернуться туда.

– Что значит, когда вы вернетесь туда? Не хотите ли сказать?..

Но было ясно, что именно это она и хотела сказать, вся сжавшись, когда говорила:

– Вы же не думаете, что я сбегу и брошу вас, правда? После всего, что вы для меня сделали?

Он попробовал было поспорить с Мэри, сам боясь, что сумеет ее убедить, и почувствовал огромное облегчение, когда она в ответ рассмеялась и строго выговорила:

– А ну-ка, тс-с… Я из этой больницы уйду, когда вы уйдете – и ни минутой раньше!

Спустя некоторое время после того, как в три часа пришла на дежурство миссис Коуп, появился доктор Карр.

– Вы не против выбраться из постели на часок? – спросил он, ведя себя так, словно ожидал от него удивления: ясное дело, забыл, что еще вчера обещал это.

– Вовсе нет, с чего бы? – отозвался Джадд без всякой задней мысли и только потом заметил, с какой крайней осторожностью проводится вся процедура: кровать опустили на один уровень с креслом, пока он в него перебирался, большую часть веса его тела взяла на себя миссис Коуп, доктор не открывал настороженных глаз от его лица. На мгновение, потянувшись к ручке кресла, чтобы поддержать себя, он почувствовал, как ноги стали ватными, тело обмякло, будто резиновое, и облегченно вздохнул, тут же услышав успокаивающий голос доктора Карра:

– Если вас немного пошатывает, не волнуйтесь. Вы то же самое почувствовали бы, проведя пять дней в постели, даже будучи в полном здравии.

Заботливо усаженный, он, правду говоря, не ощутил никакой разницы по сравнению с лежанием в постели, но как было не поверить уверению Карра, что у человека в сидячем положении нагрузка на сердце по меньшей мере на пятнадцать процентов меньше, наконец стали давать себя знать и свобода, и облегчение, сливавшиеся в ощущение, будто он сделал большой-большой шаг вперед по пути к выздоровлению.

Доктор Карр вскоре ушел, оставив его наедине с миссис Коуп, все так же стоявшей возле него. Дважды спрашивала она, как он себя чувствует, и забота, с какой это делалось, давала понять, что не одобряет она замысел вытащить его из постели.

Раскрытое окно манило, он старался выглянуть в него, словно знак подавал, в ответ на который миссис Коуп в конце концов подтолкнула кресло вперед и наполовину развернула его. И все же вид громадного простора уходящих к горизонту фермерских полей и открытого неба слегка приводил в замешательство, словно безрассудно быстрая утрата защиты, какую обеспечивали четыре стены больничной палаты. Он разом перевел взгляд обратно на стоянку перед входом в больницу, высматривая свою машину. Отыскал ее сразу, покрытая пылью, которую потоки дождя превратили в грязные разводы, она всем покинутым видом своим остро напомнила об обстоятельствах, при каких он ее оставил, даже растерялся немножко: невозможно, казалось бы, до сей поры так живо помнить о том, что случилось давным-давно.

– Дневную почту везут, – сказала миссис Коуп, указывая на машину, подъезжавшую к больнице со стороны шоссе.

Он сказал ей, что ждет большую почту, должны переслать все накопившееся дома, пока его не было, намекая, что хотел бы, чтоб она принесла ее. Когда намек не помог, напрямую спросил, не сходит ли сестра за почтой. Поколебавшись, та наконец согласилась, но только после того как взяла с него слово не делать «никаких глупостей».

Вспомнив про Нью-Ольстер, он сообразил, что до сих пор не позвонил Аллену Талботту. Сильно наклонившись вправо и вытянув руку, сумел ухватить трубку телефона. Телефонистка не выказала никакого удивления, когда он попросил связаться с другим городом, и после недолгих гудков в трубке послышалось: «Крауч карпет». Джадд попросил Аллена Талботта. Ответила Глория, которая аж поперхнулась, когда он назвал себя, задышала так, что можно было подумать, будто она слышит голос из могилы, да так раскудахталась, что не скоро сообразила ответить, что Аллена нет на месте.

– Мистер Талботт на совещании, мистер Уайлдер, и я не могу, то есть не думаю, что я вправе, в общем, он поднялся к мистеру Старку.