– Химия нейтрализуется – буду. Лесь, они мне столько крови попортили! А у меня и так каждая капля на счету…

– А тут еще я с зубочисткой! Вилль, ну прости! – Алесса всплеснула руками, едва не выронив бутылек. И вдруг удивилась: Вилль жалуется?! Видать, здорово его достали.

Немного растерявшись, она попыталась откупорить бутылек, но пробка не поддавалась. Скат по ее просьбе затыкал, «чтоб намертво»!

– А это что?

– Махия! – прошепелявила знахарка, пытаясь зубами выдернуть пробку зубами.

Вилль резко отдернул руку:

– Не надо, так бинтуй.

– Ты чего? Сейчас оболью, и вообще бинтовать не придется!

Тяжело вздохнув, Вилль двумя пальцами приподнял ее голову за подбородок. Глаза в глаза:

– Алесса, ты ничего не поняла? Мы не в том положении, чтобы тратить Магию на пустяковые царапины. Бинтуй.

– Фо фы фё!

– Что?

Вилль проглотил последний кусок бутерброда, заглянул в мешок и с тяжким вздохом затянул завязки. Он смел все, что было, напился, кое-как умылся, после чего подобрел и извинялся достаточно долго, чтобы Алесса тоже подобрела и успокоилась. Знахарка сама успела проголодаться, но постеснялась взять хоть крошку.

– Вот и все, говорю. От невода увернуться не успел: крылья – в крошево, я – в кусты. Упал в смысле, – зачем-то пояснил Вилль. – Повезло, что до канала успел доползти: они за мной псов отправили. А я даже регенерировать не могу. Вот и приходится… драпать.

– Кошмар какой…

– Не кошмар, а позор! Опоссумы должны притворяться мертвыми, а не волки! Так природой заложено!

– Считай это военной хитростью! Если бы не притворился, то клетку они б не открыли.

Она ободряюще погладила аватара по плечу, в ответ он улыбнулся, кривовато, но при нынешнем положении дел и эта ухмылка вселяла оптимизм. Ребята с «Китобоя» решили сняться с якоря утром, так что время есть. Дело за малым: незаметно уйти из города и пробраться на корабль. И уплыть. Домой, на север.

Все будет хорошо, потому что хуже просто быть не может.

– Я не брошу Дана, – отрезал Вилль, выслушав предложение. – А ты…

– Не брошу тебя.

– Если б я тебя не знал, упрямица, то попробовал бы уговорить вернуться.

– Если б ты попробовал, ушастик, я решила бы, что ты – это не ты.

Невысокий толстячок уныло барабанил пальцами по жемчужно-кремовой столешнице из дорогущего северного ясеня. Его собеседница, подруга и кумир была занята делом первостепенной важности: она поливала куриным бульоном плотоядные фикусы. Те щелкали сдвоенными зубчатыми листьями, но вхолостую – даже эти, казалось бы, безмозглые твари чуяли хозяйскую руку. Как и прочие обитатели особняка атэ’сури Таннаис.

– Как все дети! – поставив лейку на подоконник, отмахнулась зоомаг спустя минут пятнадцать после того, как прозвучал вопрос. – Любит подарки. Чтобы другие завидовали, конечно! И, как все дети, он предпочитает игры учебе. Я специально выбирала молодого, еще не слишком искушенного…

– Может, вырастишь еще нескольких?

– Что ты! – притворно испугалась Геллера. – Он не потерпит конкуренции!

– Ты его избалуешь, Гел, а он должен подчиняться! Что, если начнет резать кого ни попадя ради собственного удовольствия? И за ним убирать буду я?!

– А я смотрю, тебе не жаль своих, а, Хорэй? – Геллера подошла, облокотилась на стол, и сердце мага подпрыгнуло.

Жаль? Неверное слово, произнесенное умышленно. Не раз они с Мариусом потягивали кодьяр[11]перед камином, рассуждая о студенчестве и студенточках; и помнил господин Шумор, как ставил Лину Санти «удовл.» по «Основам строительной магии», едва сдерживая желание влепить рядом минус, а лучше парочку. Он, Хорэй Шумор, изменник, да. А теперь еще и убийца. Прав был Мариус, даже гении ошибаются…

– Мне напомнить, кто начал стрельбу?

– Нет, не надо, – глухо откликнулась Геллера. – Вилетта совсем отбилась от рук. Иногда мне кажется, что она старательно втаптывает меня в грязь. А все гены… Кто же знал, что папочка окажется с гнильцой… Ведь на уровне тесты прошел, причем гораздо выше среднего… Даже не знаю, что теперь с ней делать?

Шумор уже успел пожалеть о сказанном. Единственный раз в жизни ледяная броня Геллеры дала трещину, и треклятый иномирянин этим воспользовался. Что ж, он заслужил свою участь… оставив как память о себе маленькую неблагодарную дрянь, горячо любимую матерью – женщиной с железным умом, стальными нервами и уязвимым сердцем. Девчонка едва ли не на коленях упрашивала Геллеру доверить ей слежку за эльфом-перевертышем, и вновь подвела. Украла феромоны, украла огнестрел, устроила бойню… да что там! Едва не испоганила все. Самоуверенность и горячность, так назвала это Геллера. Но даже гении ошибаются.

Маг понимал, что от осинки не родятся апельсинки… поэтому в жестокости и беспринципности девчонки винил отца-иномирянина.

– В этот раз я не буду слишком торопить процесс роста… Но придется ускорить программу обучения… – медленно пробормотала зоомаг. – Надеюсь, об Аристане успеют позаботиться. Впредь хотелось бы избегать накладок.

Шумор накрыл тонкую бледную руку своей кряжистой ладонью.

– О нем уже заботятся.

Редкая девушка осталась бы довольна именем, больше подходящим какой-нибудь селянке, выпалывающей пырей на огороде, но повариха гордилась. Не раз приятельницы советовали переименоваться в Глафиэль или Глафириль, но она, как все эльфийки (даже наполовину), любила эффектность. Можно представить, какое потрясение испытывали юноши, когда на робкую просьбу осчастливить их именем эфирное остроухое существо с небесно-голубыми очами отвечало хорошо поставленным грудным контральто:

– Глафирья!

Ничуть не меньше гордилась она и должностью. Согласитесь, не каждой скромной девушке повезет очутиться на кухне самого повелителя Аристарха, да еще пережить ночь Алой Волны, в которую разъяренный император не пощадил даже свою любимицу, «придворного соловья» Мартину Грайт. А она смогла. И устроиться, и удержаться, и выжить, и заслужить уважение нового императора. Даже угадывать с первого взгляда, с какой ноги встал повелитель или как прошла очередная пикировка с Ковеном, чтобы в случае чего быстренько сообразить успокоительный десерт. Хотя кто-кто, а Аристан умел держать себя в руках даже при напористых архимагах. Девятнадцать лет спустя Глафирья стала одной из немногих, кто знал Аристана настоящего, а не правителя империи, сама же оставалась эфирным синеглазым существом, теперь безраздельно царствующим на кухне. Продукты завозились во дворец ежедневно, но травки для специй девушка набирала сама дважды в неделю прямо из теплицы. Каждые понедельник и пятницу она завязывала изящным бантом широкие тесемки чепчика, в тон к ним подбирала корзинку, брала извозчика и ехала к господину Нараду. Возвращалась исключительно пешком. Глафирья любила теплый ветер в липах парка Дриад, звонкие мостовые восьми Лепестков и тихие, спокойные равеннские каналы, особенно теперь, в начале златня, когда золотыми корабликами уже поплыли первые листья осени. Была и еще одна причина для прогулок. Ровно в то время, когда Глафирья шла обратно с наполненной корзиной, молоденькая служанка выгуливала в Собачьем парке волкодава Маэстро или попросту Мусика – косматую гору мышц со стальными челюстями и ранимой щенячьей душой.