Волосы собрать в пучок и сколоть шпильками крест-накрест.

Сдуть упавшую на лоб смоляную прядку.

Готова!

Подслащенная лимонная водичка, которую можно тянуть через соломину – вот лучший способ остыть в жаркий день. Во всех смыслах жаркий. Что это она в самом деле? Ну, приревновала, бывает. Но зачем же пороть горячку? Или голову напекло?

Похоже на то, а иначе соображала бы лучше.

Алесса присела на кровать и размотала бинт. «Не снимешь!» – привычно поддразнил ободок и сверкнул изумрудом в ответ на улыбку. Так, значит, Тай-Линн – всего лишь боевая подруга, да, лгунишка Аэшур? Но собратьям по оружию именные клинки дарят, а не обручальные кольца!

Пантера вкрадчиво заурчала, сбивая с мысли.

«Ну что еще?»

«А может, для начала признаемся себе…»

«Да-да-да! Люблю, жить не могу и никому не отдам! Попробуют отобрать – порву на лапшу, и кому-то будет очень долго очень больно!»

Алесса разъярилась вновь: ногти стали удлиняться и заостряться, превращаясь в орудие убийства белобрысых мымр. Усилием воли втянув их обратно, она выхватила из мешка сменную рубашку. Лестницу проигнорировала, попросту перемахнув через перила прямо в зал под гул, аплодисменты и грохот выроненной кем-то глиняной кружки.

На кухню влетела не девушка – гарпия!

– Сегодня на ужин отбивные будут?

– Сунна желает отбивную? – Невозмутимый толстяк в белом фартуке, точивший тесаки друг о друга, перевел взгляд на трясущиеся под столом колпаки поварят.

– Сунна желает знать, будут ли отбивные на ужин?!

– Сунна, ну какое же меню без отбивных?! – Брови повара встали домиком. – На ваш выбор: баранина, свинина, телятина, индейка, спецзаказ на деликатесы делайте заранее. Но мясо еще не готово…

– Дайте сюда молоток, уж я вам помогу с радостью и безвозмездно!

…Той же ночью сторожевой пес любовался звездами, распластав по песку уши-лопухи и сложив передние лапы на раздутом донельзя пузе, и размышлял: «А соседка тявкала, будто мяса много не бывает… Брехунья!»

«Ночь окутала город муаровой шалью; чернильное небо вспыхнуло месяцем, рассыпалось алмазным крошевом звезд. Поведя рукою, заволокла деревья сумраком, превращая городские парки в бестиарии невиданных, сказочных зверей. Дворцы и храмы, дома и улицы – все прислушалось к дыханию ее ветров. Ночь… Время волшебства и обмана, время грехов и молитв…

В белых храмах жрецы испрашивают милости у всех богов мира и, преклонив колени, смиренно ждут ответа. Добропорядочные горожане снимают с постелей тяжелые покрывала и задувают свечи, готовясь окунуться в причудливый, непредсказуемый мир видений. Сон кэссиди исполнен умиротворения: ее щеки уже коснулась длань Иллады-Судьбы, благословляя смертную подопечную.

Город стих…

…И только один ПРИДУРОК с час сидит перед зеркалом, как девка, и чешется-чешется-чешется!»

– Заткнись.

Отложив расческу, рука замерла над золотым зажимом для волос, дрогнула и нехотя потянулась к кожаному шнурку. Закончив работу, юноша оценил результат. Собственное отражение нравилось ему, равно как и мощь крылатого зверя. Пресветлая Богиня воистину искуснейшая из Созидателей! О да, весь мир будет у его ног! А вслед за ним и другие. Мириады вселенных Мироздания…

«…А за деревом дерево, а за деревом дерево, а за деревом – пень! А за пнем опять дерево, а за деревом дерево…»

– Заткнись! Ты… ты…

«Твой ехидный внутренний голос! Муа-ха-ха!»

Юноша перевел горящие глаза на отраженную в зеркале дверь.

– Когда ты наконец уберешь это чудовище?!

– Пока он нужен. Не капризничай, дружок… – Алебастровая рука ласково, едва касаясь светлых волос, погладила по затылку.

«Ты готов приобщиться к прекрасному, дружок? Тогда слушай и не перебивай!

Пряна, сочна, наряд кровавый

Твою подчеркивает стать.

Моя любовь, моя забава…

Глаз видит, зубом не достать.

Гляжу я на тебя несмело,

Мечтая острый клык вонзить.

В кармане моль дыру проела.

О, как тебя заполучить?!

Ночною улицей холодной

Скитаюсь. И не сплю совсем.

Я – не вампир. Студент голодный.

Пою я оду КОЛБАСЕ!!!»

– Отста-ань!!!

Кошки бывают черные, белые, рыжие – разные! Ночью они одинаковы. Хищные. И серые, да. Как мышки, которые тоже выходят на свою маленькую мышиную охоту в то время, когда спит старший охотник мира – человек. Мышки шустрее, кошки ловчее, человек умнее и опасней.

Но, если ты выглядишь и думаешь, как девушка, ведешь себя, как мышка, а сущность у тебя кошачья, значит, опасна втройне.

«В черрном-черрном городе на черрном-черрном холме стоит…» – проникновенно затянула пантера.

«Какой же он черный?»

«Для настроя!» – пояснила южная кошка.

При всем желании с поддержкой настроения Катарину-Дей невозможно было назвать черной даже ночью. Ровно и ярко горели круглые, белые, как морские перлы, шары магических фонарей, заливая светом серую мостовую осевых улиц и утопая в трещинах булыжников, отчего казалось, будто дорога накрыта сетью. Алесса без труда обошла разводы, издали заслышав тяжелую поступь усталых к концу смены стражей, и нырнула в спасительную тень проулка. Когда Поющая Катарина пробьет полночь, на городские улицы выйдут свежие отряды – вот тогда придется удвоить бдительность. Но до полуночи еще далеко.

Вышла Алесса на улочку поуже и потемнее, но опять-таки отнюдь не черную. Здесь фонари стояли реже, а деревья были неухоженными и разрослись по своей, а не садовничьей воле. Здесь тихо.

И кошка Алесса крадется тихо.

Шелестят липы; ветер подхватил сорвавшийся лист, уронил и повлек по разбитой мостовой с едва слышным шуршанием. Из дома, спрятанного в черешнях, донесся смех, и его подхватили два, нет, три голоса. А в небе горит серп Сестры: она вышла, чтобы осветить путь младшей сестренке.

Кошачье время, неверное время. Время оборотней.

Быстрая, неуловимая, легкая как тень. Почти невесомая…

«Мешок картошки, и тот повесомее будет!» – припомнила девушка хохочущего аватара, и мистический настрой полетел к бесям собачьим.

Вздохнув, Алесса встала под фонарем и развернула купленную на всякий случай карту. Изначально столица, основанная Лезандром Нэвемаром, подарившим городу мощь и славу, и его женой Катариной, давшей городу имя, была совсем крошечной. Ныне старая крепостная стена – не что иное, как стена дворцовая, за которой живут сам кэссарь, часть его родственников и приближенных. Время шло, и план города стал походить на сеть с осевым перекрестьем двух главных улиц – Золотой аллеи и улицы Одаренных. Остальные проспекты и улицы были ?уже, и как раз по их ширине, а также качеству и количеству фонарей можно было без труда определить, кто там проживает: знать или же простолюдины. Катарину-Дей обнесли новой крепостной стеной, еще мощнее прежней. А город все рос, вместе с ним росло и население. Аристократы не желали делиться территорией с простолюдинами. В итоге в приморской западной части города образовался район трущоб с двух-трехэтажными домами, слипшимися друг с другом стенами, и такими путаными улицами, что картовед поленился разбираться в них либо ноги пощадил, поэтому просто обозначил границу.