Я не собирался ни в кого стрелять. Тем более убивать. Автомат был просто частью моего антуража. Уверенным завершением моего мундира. То есть униформы. Кажется, я выглядел неплохо. Вот понравится ли все это Маше? Но остатки робости были решительно отброшены. Я возвращался в город победителем. Только вместо серого коня в яблоках, был зеленый УАЗик в пятнах.

УАЗик был приписан к какой-то другой части, а потом в общем бардаке вообще затерялся. Документов на него не было никаких. Я проверил, как у него с бензином и тормозами. Затем влез, положив автомат под какие-то тряпки рядом с собой и завелся. Двигатель низко затарахтел. Я включил передачу и тронулся с места. На первом светофоре, покрутив ручку старого раздолбанного приемника, я наткнулся на родное, умное, грустное медленное низкое:

Girl, you’ll be a woman soon

Please come take my hand

Girl, you’ll be a woman soon

But soon you’ll need a man.[65]

Сменяющееся быстрой, нежной и тревожной скороговоркой:

I’ve been misunderstood for all of my life

But what they’ resayin’, girl, just cuts like a knife:

«The boy’s no good»

Well, I finally found what I’ve been looking for

But if they get the chance, they’ll end it for sure

Sure they would

Baby, I’ve done all I could

Now it’s up to you, girl…[66]

Было около пяти вечера, когда я выехал с территории аэродрома. Дороги до дома Маши было около часа. Она жила неподалеку от меня. На Покровке. Стоял нежный августовский субботний вечер. Люди шли в гости, рестораны и кино. Я ехал мимо них в камуфляже с автоматом. Мне показалось, что на каждом углу торгуют цветами. Здравствуй, столица! Давно не виделись…

Меня никто не остановил. Судя по всему, гаишники еще не выбрались на охоту, поджидая большой улов ближе к ночи. Я подъехал к дому и сделал два круга. Ничего подозрительного. Я нашел ближайший телефон-автомат и припарковался. Подумал, брать ли автомат с собой и с трудом засунул его под китель камуфляжа. Пришлось отстегнуть магазин и положить его в карман. Металлический приклад уверенно уперся в мои бедра. Я набрал номер, надеясь со страха, что никто не возьмет трубку. Трубку взяла Маша. Я понял, что пора пришла.

– Привет, это я. Скажи быстро что-нибудь типа «ой, привет, дорогая!»

– Ой, привет дорогая!

Голос Маши был как будто она говорила с подружкой, которая совсем недавно умерла у Маши на руках, а теперь решила позвонить ей с того света.

– Герман дома?

Длинная пауза.

– Да.

– Отлично. Не тормози! Теперь я буду задавать вопросы, а ты отвечай. Но не просто «да» и «нет», а с подробностями о твоей работе. Хорошо?

– Да, на работе как всегда. Мучают нас бедных. А ты сама-то где сейчас работаешь?

– Молодец! Умница! Я здесь. У твоего дома. Не бойся. Все будет – ОК. Скажи – у тебя проблемы из-за меня или из-за Германа.

– Ох, они оба того стоят!

– Понятно. Я сейчас поднимусь и тебя заберу. Ты пока незаметно собери вещи. Только документы, деньги и драгоценности. Ничего больше. Никаких фотографий, лифчиков и любимых дисков. Ты поняла?

– Сегодня?

– Сейчас, дорогая. Прямо сейчас.

– Ну ты же понимаешь… Уволиться так сразу я не могу.

– А придется.

– Но…

– Поздно. Я уже иду. А ты поговори пока с пустой трубкой. Попрощайся с ней вежливо. Скажи, что ты была рада меня слышать. Чтобы я не пропадала. Я буду через две минуты. Открой домофон сама. Поняла?

Я повесил трубку и быстрыми шагами направился к подъезду. Народа вокруг не было, не считая мальчишек, играющих в футбол теннисным мячом.

Я набрал на домофоне номер 28. Домофон запищал и я услышал голос Германа. Я про себя выматерился, сделал отбой, и набрал 32. Женский голос спросил «кто там».

– Скорая Помощь в двадцать восьмую. К Марии Васильчиковой. А там не открывают. Впустите нас.

– О Господи! Что случилось?!

И дверь открылась. Я подумал, что надо ускоряться. Появления соседки в квартире хотелось бы избежать. Через 30 секунд я, вытащив автомат из под кителя и вставив магазин на место, звонил в дверь. И снова услышал голос Германа, который опять интересовался, кто это там. Маша меня подводила. Я попытался изменить голос с безразличного медицинского на возмущенный соседский.

– Сколько можно нас заливать? Сколько можно! Я и по телефону. Я и по домофону. Я в милицию сейчас позвоню! Вы ремонт нам будете делать за свой счет! Вы поняли?!

Герман не понял и приоткрыл дверь. Я ударил в нее ногой со всей силы, и Герман отлетел назад. Я вошел в прихожую и, не оборачиваясь, закрыл дверь. Герман сидел в коридоре на полу, держась не то за щеку, не то за глаз.

Маша выбежала из спальни на шум. На ней был легкий белый халат и черные тапочки с помпончиками. Увидев Германа на полу, а меня в форме с автоматом в дверях, она застыла в шоке.

Я и сам был от себя в шоке. Сознание отделилось от моего тела. Зато внутри меня появился сгусток энергии, импульсы которого вызывали все мои действия.

Герман смотрел на меня, как будто давно меня ждал. Внимательно. Без ненависти или злости. Он молча продолжал тереть щеку.

– Быстро, – почти заорал я Маше. – У тебя есть сто двадцать секунд на сборы. Только документы, деньги, драгоценности. И дубликат ключей от моей квартиры. Быстро!

Откуда я взял эти сто двадцать секунд?

– Да, – сказала Маша. Ну, если так…

И она исчезла. Судя по всему, похищение, пусть даже немного формальное, избавляло ее от обязательств по отношению к Герману. Герман же услышав, что у Маши есть дубликат моих ключей, перевел взгляд с меня и также внимательно изучал место, где только что стояла Маша. Войдя в его положение, я дружелюбно сказал:

– Если ты будешь вести себя хорошо, то ничего страшного не будет.

На какое-то время в квартире наступила тишина. Был слышен только звук выдвигаемых Машей ящиков. Сто двадцать секунд прошли. Я решил пойти поторопить ее, но тут в дверь позвонили. Звонок короткий и осторожный. Заботливые соседи.

– Откроешь – убью, – просто и внушительно сказал я Герману и пошел к Маше.