Платформа просматривалась во всю длину, поэтому Вейренк смог найти себе подходящий наблюдательный пост только в двухстах метрах от скамейки, на которой сидел Данглар, за небольшим ангаром. Угол зрения получился не очень удобный, поэтому Вейренк заметил незнакомца, только когда тот был уже в двух метрах от майора. Удар ребром ладони по сонной артерии и падение Данглара на платформу заняли всего несколько секунд. В тот момент, как незнакомец двинулся к краю платформы, Вейренк уже бежал. Ему оставалось преодолеть метров сорок, когда Данглар свалился на рельсы. А незнакомец уже пустился наутек тяжелой, но ровной рысью.

Вейренк спрыгнул на пути, взял в ладони лицо Данглара, которое в утреннем свете показалось ему мертвенно-бледным. Рот был безвольно приоткрыт, глаза закрыты. Вейренк нащупал пульс, приподнял веки над остановившимися глазами. Данглар был оглушен, одурманен наркотиками или находился при смерти. На шее виднелся след укола, вокруг которого уже начал расплываться огромный синяк. Лейтенант обхватил его за плечи, чтобы втащить на платформу, но бесчувственное девяностокилограммовое тело нельзя было сдвинуть с места. Тут одному не справиться. Вспотевший Вейренк встал на одно колено, чтобы позвонить Адамбергу, и вдруг услышал звук, который нельзя было спутать ни с каким другим: гудок поезда, несущегося издалека на полной скорости. Он посмотрел налево — и увидел приближающийся локомотив. В панике он бросился на тело Данглара, напряг все силы и уложил майора между рельсами, вытянув его руки вдоль бедер. Локомотив дал еще гудок, короткий, как отчаянный призыв о помощи, Вейренк, ухватившись за край платформы, подтянулся на руках и выкатился на платформу. Вагоны один за другим прогрохотали мимо, потом шум стал удаляться и наконец затих. А Вейренк все еще лежал неподвижно — возможно, сказалось непомерное усилие или он просто не хотел смотреть на то, что осталось от коллеги. Уткнувшись лицом в сгиб локтя, он чувствовал, как по щекам текут слезы. В пустой голове крутился обрывок какого-то экспертного заключения. «Расстояние между поверхностью тела и нижним краем поезда составляет не более двадцати сантиметров».

Должно быть, минут через пятнадцать Вейренк смог наконец приподняться на локтях и подползти к краю платформы. Поддерживая обеими руками голову, он заставил себя открыть глаза. Данглар был похож на покойника, чинно лежащего между рельсов, словно на роскошных носилках с серебряными ручками, но Данглар был цел и невредим. Вейренк снова уронил голову на сгиб локтя, вытащил телефон и отправил сообщение Адамбергу. Прийти немедленно, станция Сернэ. Затем достал револьвер, снял его с предохранителя и зажал в правой руке, положив палец на спуск. И снова закрыл глаза. «Расстояние между поверхностью тела и нижним краем поезда составляет не более двадцати сантиметров». Теперь он вспомнил: это случилось в прошлом году, когда скорый поезд Париж — Гранвиль пронесся над мужчиной, лежавшим между рельсами. Парень был так пьян, что у него отказали все рефлексы. Это и спасло ему жизнь. Вейренк ощутил покалывание в затекших ногах и стал медленно шевелить ими. Ноги не слушались, были как ватные, и в то же время тяжелые, словно глыбы гранита. «Двадцать сантиметров». Какое счастье, что дряблая мускулатура Данглара позволила ему распластаться на земле, словно он был тряпичной куклой.

Когда сзади послышался топот бегущих ног, он сидел по-турецки на платформе и не отрываясь смотрел на Данглара, как будто его взгляд мог остановить следующий поезд или не дать майору уйти в мир иной. Вейренк говорил с ним, произносил какие-то нелепые слова — «держись», «не двигайся», «дыши», но тот даже ни разу не мигнул в ответ. Однако его вялые губы стали подрагивать при каждом выдохе, и Вейренк жадно следил за этим едва заметным признаком жизни. К лейтенанту постепенно возвращалась способность рассуждать. Человек, который назначил встречу Данглару, разработал поистине безупречный план. Он бросил майора под скорый поезд Кан — Париж в такое время суток, когда ему никто не мог помешать — кругом было безлюдно. Данглара обнаружили бы только через несколько часов, когда анестезирующее средство, каким бы оно ни было, давно бы улетучилось из его тела. Впрочем, об анестезирующем средстве никто бы и не подумал. К какому выводу пришло бы следствие? Что душевное состояние Данглара, склонного к меланхолии, в последнее время резко ухудшилось, что он боялся погибнуть в Ордебеке. Что он вдрызг напился, пришел сюда и лег на рельсы, желая умереть. Странный выбор, конечно, но стоит ли искать логику в поступках пьяницы и неврастеника? Так сказал бы следователь и закрыл дело.

На плечо Вейренка легла чья-то рука. Он обернулся и увидел Адамберга.

— Спускайся скорей, — сказал Вейренк. — Я боюсь шевельнуться.

Эмери и Блерио уже взяли Данглара за плечи, а Адамберг, спрыгнув на рельсы, взял его за ноги. Потом оказалось, что Блерио не может самостоятельно влезть на платформу, и пришлось втаскивать его за обе руки.

— Доктор Мерлан уже едет, — сообщил Эмери, склонившись над Дангларом. — Мне кажется, он одурманен сильным наркотиком, но его жизнь вне опасности. Пульс медленный, но ровный. Что произошло, лейтенант?

— Тут был один тип, — бесцветным голосом произнес Вейренк.

— Ты не можешь встать? — спросил Адамберг.

— Думаю, нет. У тебя есть водка или что-то в этом роде?

— У меня есть, — сказал Блерио, вынимая из кармана оплетенную соломой бутылочку дешевой водки. — Сейчас рано, еще нет восьми, тебя может сильно пробрать.

— Это как раз то, что мне надо, — заверил его Вейренк.

— Вы завтракали?

— Нет, я не спал всю ночь.

Вейренк отпил из бутылки и сделал гримасу, означавшую, что питье действительно пробирает. Потом отпил еще глоток и вернул бутылку Блерио.

— Говорить можешь? — спросил Адамберг, усевшись по-турецки рядом с лейтенантом и заметив у него на щеках следы слез.

— Могу. Просто у меня был шок, вот и все. Я превысил свои физические возможности.

— Почему ты не спал?

— Потому что у Данглара был какой-то идиотский план, который он решил осуществить в одиночку.

— Ты тоже об этом догадался?

— Да. Он явно хотел утереть мне нос, и я подумал, что это может оказаться опасным. Я ждал, что он двинет по своим делам вечером, а он выбрался только в половине седьмого утра. Я сел в свою машину и поехал за ним, но на расстоянии. И вот мы приехали сюда, — сказал Вейренк, неопределенным жестом указав на станцию, платформу и пути. — Какой-то тип ударил его по затылку, а потом, кажется, уколол в шею, и он свалился поперек рельсов. Тогда я побежал, тот тип тоже, я попытался вытащить Данглара оттуда, но не смог. И тут появился поезд.

— Скорый поезд Кан — Париж, — мрачно сказал Эмери, — он проходит здесь в шесть пятьдесят шесть.

— Да, — сказал Вейренк и чуть пригнул голову. — Он и в самом деле скорый.

— Черт! — выругался сквозь зубы Адамберг.

Почему Вейренк проследил за Дангларом? Почему не он, комиссар? Почему он позволил лейтенанту одному отправиться в этот ад? Потому что план Данглара был направлен против Вейренка, и Адамберг решил, что дело тут, скорее всего, несерьезное. Так, небольшая мужская разборка.