Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Брось пистолет, — попросил Тема миролюбиво.
— Было у вас что-нибудь? — беспомощно спросила Марина.
Вера и Тема заговорили одновременно.
— Конечно было, — сказала Вера ядовито. — Все было. Сначала стоя в ванной, потом на кухне, сидя, на столе, потом лежа, потом боком, потом валетом, потом вместе с собачкой, а потом посудным ежиком для полного счастья.
— Конечно не было, — сказал Тема испуганно. — Ничего не было. Это правда моя сестра двоюродная. Она из Воронежа вчера приехала. Я ее встретил на вокзале и мы зашли к нам кофе попить, пока метро не откроется. Она у тети Эллы остановилась. Она просто ванну собиралась принять с дороги. Я ее пальцем не трогал. Честно.
Вера обернулась и презрительно покосилась на него через плечо.
— Кавалер, называется, — сказала она.
— У нее муж контр-адмирал, — добавил зачем-то Тема.
— Тогда чего ты ждешь? — донесся из комнаты отчаянный маринин голос и Тема сразу же нажал на спуск. Помповое ружье у него в руках испуганно отпрыгнуло от вериной спины, изрядная круглая дыра в которой образовалась, казалось, еще до выстрела, и Вера молча, как сломанная кукла, повалилась на пол с пистолетом в руке. Когда она упала, Тема увидел перед собой забрызганную кровью Марину. Марина мрачно смотрела на него.
— Я тебе стихи сочинил, — извиняющимся тоном сказал Тема и свободной рукой достал из кармана аккуратно свернутый рулончик туалетной бумаги, — Всю ночь работал, — добавил он.
Марина скептически промолчала.
— Честно, — сказал Тема безнадежно.
Он бросил рулончик Марине.
Рулончик ударился о маринин живот, упал, покатился, разматываясь, по полу и остановился, наткнувшись на опрокинутое верино лицо. Они вместе понаблюдали за рулончиком и снова посмотрели друг на друга. Марина поморщилась, подумала, покосилась в зеркало, наклонилась, подняла свободный конец бумажной ленты и недоверчиво прочитала первую строчку. Тема беззвучно поставил ружье в угол.
В этот момент из кухни послышался приглушенный звонок радиотелефона. Сначала засигналила одна трубка. За ней другая, потом третья, четвертая, — они все запели на разные лады, словно пытаясь договориться о чем-то с уличными, притихшими было птицами.
Младенец на кровати пошевелился, чмокнул раз губами, открыл сонные глаза и негромко просительно захныкал. Машинально сворачивая рулон, Марина быстро присела на край кровати, аккуратно подхватила сына на руки, поднесла к голой груди и принялась кормить. Тема засмотрелся на нее. Утренний неотчетливый свет нежно обволакивал ее и продолговатый, отразившийся в зеркальном фацете блик наискосок пересекал младенческое лицо, задевая краем агатовый завиток неправдоподобно маленького уха, и волнистой чертой поднимался вверх по ее идеально очерченному плечу.
— Ладно, — сказала она негромко, — собирайся. А то не успеем.
В церкви было сумрачно и прохладно, как в аквариуме, и пахло свечами и антикварным магазином.
— Волнуешься? — с любопытством спросила Марину Кореянка Хо.
— Ужасно, — сказала Марина, отдала ей Иосифа и стала поправлять фату, округлым классическим жестом высоко заводя за голову руки в кружевных белых перчатках.
Она чувствовала необъяснимую гордость, как будто венчание, которое само по себе, в религиозном смысле она в грош не ставила, было исключительно ее заслугой, более того — ее собственным изобретением. Как будто она сама придумала все эти пыльные колонны и пилястры, ангелов с позолоченными крыльями, разнообразно и щедро костюмированных священников, густые, зеленовато-серые кущи за окном, Тему, маму, Антона, Кореянку Хо и самого Бога с симпатичной старомодной торжественностью выглядывающего сквозь витраж из-за алтаря. Она сама ощущала себя в этот момент создателем и единственная ее забота сейчас была осторожность — не погубить все в последнюю секунду неловким движением, не переусердствовать, дать деловитому времени, как подмастерью, самому закончить неожиданно складывающийся шедевр.
— Я тоже, — сказала Кореянка Хо и поежилась.
Иосиф сонно моргнул.
— Подожди, — сказала маринина мама, — ты все испортишь. Дай я.
Марининой маме было сорок два года, она была музыкальный редактор в нотном издательстве и бывшая, прошедшая через многочисленные литературно-художественно-музыкально-сценические попойки, алкоголичка. После длительного и успешного лечения она выглядела много старше своих лет. Лицо у нее было слегка циничное, замкнутое, и темные глаза смотрели выжидательно, без особого интереса.
— Не волнуйтесь, Ада Николаевна, — сказала Кореянка Хо.
— Ты язычник, — сурово сказала маринина мама, неодобрительно покосившись на Кореянку Хо. — Тебе все эти таинства все равно, что туристу Эрмитаж. Смотри и поражайся.
— А почему, — спросила мстительно Кореянка Хо, — у вас, у православных, в церкви никогда никого народу нет?
Маринина мама огляделась по сторонам. Две старушки, поддерживавшие одна другую выходили через яркий застекленный тамбур на паперть. Служка в черном халате выковыряла огарки свечей из дальнего кандила и тоже вышла боковой дверью в сад. Продавщица в ларьке поправляла расставленные по полкам новенькие иконы. Два приготовленных к отпеванию покойника лежали в боковом нефе на столе, как гонщики на старте, один подле другого в своих открытых целеустремленных гробах. Позади алтаря быстро прошел дьякон.
— Бывает, — сказала маринина мама, стараясь, чтобы голос звучал, по возможности, безразлично. — Рано еще. Будний день, кроме того.
Тема и Антон стояли несколько в стороне. У Темы с марининой мамой всегда были чрезвычайно сложные отношения. Она до последней секунды надеялась увидеть в церкви кого-то другого, Тема надеялся хотя бы когда-нибудь увидеть в глазах будущей тещи хотя бы тень снисходительности — на симпатию он уже давно не рассчитывал, с того момента, как Марина прочитала маме одно из его стихотворений. Ему еще предстояло знакомить ее со своими родителями, которые, воссоединившись на день по случаю венчания, как всегда опаздывали.
К ним подошел священник, величественный, как оперная прима на сцене Байрейта или Ковент-Гардена. Он уже выходил к ним раньше, когда они только приехали и был ужасно недоволен тем, что Антон, в последний момент выдернутый из-за компьютера, был в шортах и в футболке с надписью «666 West». Тема приехал как был, в своем новеньком французском костюме. Антону пришлось разбудить свою старую, еще с медицинских времен сохранившуюся знакомую, спавшую на соседней улице с каким-то писателем с татуировкой на спине и одолжить у нее малиновые безразмерные рейтузы и другую футболку с надписью «Бонго-Бонго».
— Регент ногу подвернул, — сказал он, — сейчас ногу ему перевяжут и можно начинать. Вы пока исповедоваться можете и причаститься.
— Мне не надо, — сразу сказала Марина.
— Мариночка, ты уверена? — настороженно спросила мама у нее из-за спины.