Глядела за Антона. Что она там увидела? Заботкин обернулся и встретился взглядом с девочкой — за его спиной было огромное зеркало.

Антон поманил в него Дашу пальцем:

— Хочешь, покажу что-то интересное? — загадочно произнёс он.

Даша кивнула.

Тогда он взял её за плечи и подвел ближе к зеркалу, приблизил своё лицо:

— Посмотри внимательно, видишь что-то знакомое?

Даша глядела в отражение, не совсем понимая, чего от неё хотят.

— Посмотри, какие у тебя глаза, а какие у меня, одинаковые — правда?

Даша кивнула и стала рассматривать радужку Заботкина.

— И брови похожи, да? — продолжил он. — И лоб, и нос и… щёки…

Даша все кивала, соглашаясь, но неожиданно замерла. Улыбка озарила её бледное личико, залила румянцем:

— Ха-ха-ха, какие щёки? — она взорвалась смехом, — у тебя там волосы, а у меня нет…

Прижала ладошки к щетине Антона:

— Какой колючий, как ежик!

Радость захлестнула Антона, стало легко — впереди открылась дорожка:

— А знаешь, почему мы с тобой так похожи? спросил он, хитро прищурясь.

Даша отрицательно качнула головой, но в глазах уже затаилась искорка разгадки, надо было только раздуть — не хватало совсем чуть-чуть. Антон это чувствовал:

— А как тебя зовут?

— Даша, Дарья… — с недоумением произнесла девочка.

— Нет, полное имя…

— Никанорова Даша… Дарья Антоновна.

— А меня как зовут?

— Антон!

— Что получается? Ты — Антоновна, значит чья?

— Ты мой папа? — неуверенно тихо спросила она, и неожиданно улыбка сошла с её лица, в глазах грусть и молчаливый вопрос.

Антон даже испугался — неужели не поверила? Обнял за плечи:

— Да, я твой папа! — ему хотелось схватить эту маленькую женщину, растормошить и закружить по залу. Но возникшее в её глазах недоумение настораживало.

— Почему тебя так долго не было? — удивлённо произнесла она. — Ты был на войне? Мне мама о ней читала…

Антон замер. Хотел возразить, что все войны уже давно прошли. Но вспомнил о своей неугомонной службе, погибших товарищах, взрывах домов. Ничего другого в голову не приходило:

— Да, я был на войне, — и неожиданно почувствовал это, что действительно там был. Ощутил угар сожженных деревень, солдата с девочкой на руках, услышал плач старух на пепелище, гибель коллег. А завтра снова пойдет спасать своих друзей, близких и обычных граждан, попавших в эту великую мясорубку под оптимистичным названием «перестройка».

Антон неосознанно, соглашаясь, стал кивать.

— У нас в садике много детей без пап, — грустно сообщила Даша, неожиданно взбодрилась, они все на войне? Они вернутся?.. Ты не видел там папу Серёжи Попова? Мы с ним дружим. Он очень хороший мальчик и всё время ждёт. У него даже есть портрет папы, вырезанный. Он носит его с собой. По секрету показывал мне…

Заботкин вспомнил себя и портрет Гагарина.

Подумал, что безотцовщина — это хроническая болезнь России. В глазах защипало.

Подошла Алла. Она уже давно наблюдала за общением Антона с дочкой.

— Мама, папа вернулся с войны! — радостно бросилась к ней Даша. — Он теперь будет с нами!

— Конечно, конечно, — Алла обняла дочку, он будет приезжать! Но кто-то же должен нас защищать. Пойдемте играть, пока мы вместе! Вон, иди, выбирай аттракцион!

Алла передала дочке жетон, и та побежала в зал.

Взрослые, не торопясь, пошли за ней. Кругом стоял шум игровых автоматов, имитаторов. Восторженно кричали дети, суетились их родители, сновали сотрудники в оранжевых безрукавках.

— Па-па! Па-па! — Даша обернулась к Антону, сидя на кожаном сиденье автомобиля перед экраном игрового автомата. Призывно посмотрела большими широко распахнутыми глазами болотного цвета, его глазами. И голосок совсем не походил на речь сыновей, звучал точно переливчатый звон колокольчика.

Заботкин на мгновение не понял, кого она зовет.

Обращение звучало так обыденно просто и естественно, словно у девочки всегда был отец.

Отчего в душу, на мгновение, ворвалось смятение, перешедшее в ревность к кому-то неизвестному, обитавшему здесь же, кто пользовался её доверием до него на протяжении случившихся семи лет!

Но где же, где этот нерадивый отец, которого позвали её детские губы? Кто он?

Осознание разлилось блаженством. Ведь это же он! Он и есть. Именно его позвала дочь. Родная дочь! Обратилась так в первый раз, и хотелось слышать это милое чириканье снова и снова. Папа! Папа! Упиваться его звучанием. И чтобы никто, кроме них, не слышал. Укрыться от посторонних глаз, остаться наедине. Повторять про себя, впитывать, ощущать, как оно звучит в детском прерываемом выдохе двух невесомых кротких слогов. Веет изнутри беззащитностью и бесконечным доверием распахнутого детского сердечка. Даша уступила место — похлопала маленькой белой ладошкой по сидению, и он безмолвно сел в этот дурацкий автомобильный аттракцион. Уперся коленями в автомат, уткнулся в экран с уже бегущей на него призрачной дорогой.

Внутри эхом продолжало звучать: па-па! Точно прорвалось через запертую матерью дверь из его собственного детства, сломало щеколду. Ударяло в грудь, разрывало, цепляло, закручивало! Сводило болью веки, туманило взор. И он не в силах обернуться к стоящей рядом дочери, ухватился за пластиковый руль. Стал крутить его влево и вправо, жать ногой на газ. Не слыша визга колес и грохота разбиваемых тротуаров, не пытаясь притормозить.

Глядел вперед на расплывающиеся городские магистрали, мелькающие повороты, подминаемые газоны, сбитые столбы…

Запоздало пытаясь наверстать километры, дни, года… когда они были не вместе. Когда он не знал, а потом не верил, что у него растёт дочь…

Глава 12. Прошлое всегда рядом

Через сутки Антон снова был на службе. После общего совещания Шапкин оставил его и Гордеева:

— Хватит