Чем мы можем помочь? — Ничего себе! — удивился Антон. Он уже начинал злиться на Аллу, намёк о девочке пропустил мимо ушей. — Десять лет прошло. Как же мы можем ей оплатить больничный лист? Пенсию оформить? Вот если бы тогда она сразу обратилась — могли что-то сделать. Печати были, шлёпали в трудовую книжку, будто человек там работает, а на самом деле фирмы не существовало. Теперь-то как? С 1993 года все предприятия поставлены на учёт, введён ИНН. Отчисления идут в налоговые органы. Надо легендированные конторы создавать. А с чего те налог-то платить будут?..

— Ну, я вижу, ты парень грамотный, — прервал генерал, — бери свою агентессу и решай с ней вопрос. А милицию в это дело не впутывай. Если ещё раз пожалуется — получишь выговор! Да и огласка тебе не к чему — я имею в виду твою дочку! Понял? И не забудь ответы на письма дать — они в канцелярии твоему начальнику отписаны.

Антон хотел возразить, но генерал не дал открыть рот. Громче повторил:

— Понял??

— Так точно, товарищ генерал!

Заботкин погрустнел. Подумал — какая огласка? Причём здесь дочка Аллы? Надо было встречаться и объяснять. Конечно, это и его прокол. Действительно могли оформить пенсию, правда, небольшую. Да откуда он десять лет назад об этом знал? Тем более что Алла уехала к матери! Но выговор получать неохота — надо ехать.

На улице: то снег, то дождь — сплошная неразбериха, походило на жизнь в стране.

Сотрудники начали грипповать. Те, кто оставались в строю, работали за больных — убийств не убавлялось. Все ощущали недосыпание. Ходили с красными носами — лечились водкой с перцем.

По окончании работы Антон созвонился с Аллой, узнал адрес и двинулся в путь. Квартиру нашел быстро. На звонок — вышла Алла, поздоровались. Пригласила внутрь:

— Нина выкупает постепенно весь подъезд. Я здесь пока за сторожа и уборщицу, — улыбнулась, прямо в коридоре обняла, поцеловала в щёку, проходи!

Антон ощущал себя бездушным истуканом, но обнять и прижать — руки не поднимались — обида пересиливала.

Длинный коридор тянулся в глубину полумрака. Бывшая коммуналка: размытые потолки, поцарапанные стены, стёртый, местами взломанный паркет.

Едва скрипнула дверь в ближнюю комнату — из неё выглянула девочка лет семи, с высоким лбом, большими распахнутыми глазами, курносым носиком и поджатыми тонкими губками. Круглое лицо показалось Антону знакомым, точно неоднократно видел его на фото. Светлые волосики стянуты под большой фиолетовый бант на голове. Такого же цвета футболка, чёрные рейтузы в обтяжку.

— Как тебя зовут? — спросила она, не здороваясь, наполовину высунувшись из-за косяка.

— Я Антон, — ответил Заботкин, — а тебя как зовут?

Девочка слегка смутилась, точно услышала в имени мужчины нечто знакомое. Затем подняла взгляд к потолку, что-то обдумывая и, наконец, решившись, бойко произнесла:

— Мама зовёт меня Дашей, но вообще-то я Дарья, — она подозрительно сощурила взгляд, точно хотела спросить что-то уличающе, но не решилась — отложила на потом.

— Проходи, Антон, чаю выпьем? — Алла вопросительно посмотрела на Заботкина.

Он увидел в её взгляде совсем другой вопрос, почувствовал. Но решил не нарушать границ — не возвращаться в прошлое:

— Выпью с удовольствием.

Алла пододвинула Антону мужские шлёпанцы и пригласила в комнату.

Переобуваясь, он подумал, что эти тапки служат не только ему одному, уж слишком были потрёпаны.

Помещение оказалось огромным с высоким потолком. Здесь умещалась гостиная с большим столом, стульями и буфетом, а за шторкой расположились диван и детская кровать. Окна выходили на Старо-Невский проспект.

Алла посадила Антона за стол, а сама вышла на кухню поставить чайник.

Антон наблюдал за девочкой, которая присела на пол у маленькой тумбочки. Взяла в руки книгу и сделала вид, что читает, искоса поглядывая на гостя.

Он видел, что ребёнок хочет общения, и сам был не прочь поговорить. Вспомнил шутку Аллы по телефону, что девочка его. Хотел спросить её о папе, но в памяти возникло далёкое удушливое ощущение ущербности, фотография Гагарина, стало стыдно:

— Ты в школу ходишь? Сколько тебе лет?

— Пятого сентября исполнилось семь, ответила та, — а в школу мне ещё рано. Я хожу в детский сад. Ведь у каждого своя работа. У мамы — своя, а у меня — детский сад!

— Ну да, — заметил Антон, — а что ты читаешь?

— Сказка о Мальчише-Кибальчише! Очень интересно.

— А кроме своей работы, чем ты занимаешься?

— Через день мама водит меня на танцы в дом творчества. Я занимаюсь уже второй месяц, и весной у нас будет показательный концерт.

— Здорово, — согласился Антон. Неожиданно вспомнил свои детские фотографии, где запечатлён пляшущим вприсядку — руки на бёдрах, присел на одну ногу, вторая выкинута вперёд. Короткие штанишки на лямочках, белая рубашка. Лицо сосредоточенное: поджатые тонкие губы и нахмуренные брови. Это был новогодний праздник в детском саду.

В школе он некоторое время посещал хореографию. Но вскоре ушёл, смущаясь большого количества девочек в группе — мальчиков было всего два. — И нравится тебе танцевать? — спросил Антон.

Даша пожала плечами. Повернулась всем корпусом:

— Нормально, — сморщила личико, — доктор сказал маме, что мне нужно исправлять позвоночник и танцы в этом очень помогут.

— Да, это верно, — подтвердил Антон. Вспомнил, что и сыновей пытался приучить к танцам, но победила тяга к боксу, и они выросли слегка сутулыми. Но в нынешнее время уметь защищаться — для парней было более необходимо, чем делать па!

Вернулась Алла. Стала накрывать на стол:

— Ну что познакомились? Даша любит книги.

Особенно про войну. Постоянно просит меня почитать. Ей бы мальчишкой родиться… Ну а как ты поживаешь? Как служба?

— Много работы, не продохнуть, — Антон смутился, подумал, что раньше тоже было много, но он находил время для общения с Аллой. Вспоминать не хотелось, — я к тебе по делу. Генерал вызывал, показывал твоё