упущенное, возместить утерянное общее прошлое, которое мы не разделили друг с другом, и создать общее будущее.

Мы понимали, что это колоссальный вызов, но все равно решили ответить на него. Эрин спросила детей, согласны ли они, причем я сам настоял, чтобы она это сделала. Я отдавал себе отчет в том, что жизнь Улисса, Лу и Мило резко изменится. В последние годы Эрин полностью принадлежала им и, хотя с каждым днем они проявляли растущую привязанность ко мне, я все равно оставался для них чужаком. Вечером, когда состоялся этот разговор, я оставил их четверых наедине. И как последний кретин мотался по своей квартире, пребывая в страхе и готовясь к мысли, что они меня отвергнут. Все трое детей вместе позвонили мне и попросили присоединиться к ним. Они тоже торопили события и были такими же неуправляемыми, как мы.

Я постоял, не двигаясь, на набережной Ба-Саблон, с сумками у ног. Солнце слепило меня. Я надел темные очки и улыбнулся, как, думаю, никогда раньше не улыбался. Немного погодя я закинул вещи на спину и двинулся в свой дом. В наш дом.

23

Иван

Ему понадобилось несколько дней, чтобы добраться до Сен-Мало. И вот он наконец здесь. Он испытал облегчение, узнав, что “Одиссея” осталась “Одиссеей”. Витрина не поменялась. Яркое солнце служило объяснением, почему он не снимает бейсболку. Его не должны были заметить. Прежде чем приступить к наведению порядка, следовало понаблюдать, оценить обстановку, когда-то хорошо ему знакомую, но теперь ставшую другой. Итака изменилась. Он бродил по окрестным улицам, часто возвращаясь к бару, чтобы не упустить ее. Он дрожал от нетерпения при мысли, что снова ее увидит. С трудом справлялся с дрожью. Все больше нервничал: террасу обслуживала не она, а какая-то неизвестная ему женщина. Неужели Эрин рассталась с “Одиссеей”? Нет, это невозможно. Она слишком ее любила. Как и эти придурки, ее родители.

Он собирался еще раз обойти квартал, чтобы его не засекли, но тут она наконец-то появилась.

Его жена.

Она выходила из бара. Как тогда, когда она впервые возникла перед ним, и он с трудом удержался, чтобы не похитить ее и не отыметь немедленно. Она стала еще красивее, чем в его воспоминаниях, еще желаннее. Откуда у нее эти новые чувственные формы? Его руки скоро схватят их. Он не вытерпит ожидания. Пожалуй, он утолит свою жажду после закрытия, как в их первый вечер. Она будет одна, одна и в его власти. Они снова будут вместе. Наконец-то.

Почему она так улыбается? Она что, счастлива? Не тоскует по нему? Он не верил в эту историю с разводом. Был убежден, что ее заставила семья. Он приблизился, чтобы услышать ее голос.

– До завтра, Палома! – пропела она.

Девушка понимающе подмигнула. Ему это не понравилось. Куда она идет? Он был в недоумении. Она должна была остаться здесь, в “Одиссее”, в их доме.

– Дус! – позвала она. – Нас ждут!

Из бара с веселым лаем выскочила псина впечатляющих размеров. Вот идиотка, поддалась на уговоры детей и взяла барбоса! Придет время, и он от него избавится.

– Хорошего вечера!

Вот она уже смеется с мечтательным выражением лица! Да в чем же тут дело? В нем вскипала ненависть. Он правильно сделал, что приехал. Она направилась к башне Солидор. Зачем?

Забыв о бдительности, он двинулся за ней. Ему нужно было проследить, куда она подалась. К тому же при виде ее изящной, пританцовывающей фигурки у него стояло, как никогда за последние семь лет.

Она вошла в дом перед бухточкой Сен-Пер.

– Дети, я вернулась! Вы готовы к…

Дверь закрылась. Он отшатнулся, будто схлопотал сокрушительный апперкот. Его отправили в нокаут. Он зашатался, с усилием выпрямился, со злостью оттолкнул какого-то прохожего и убежал.

24

Гари

Дорога от моей бывшей квартиры до дома Эрин никогда раньше не казалась мне такой долгой. Я тащил на себе свои рюкзаки и сумки, но все равно шел очень быстро. На этот раз я не отвлекался на разглядывание плотины, бухты Солидор и “Одиссеи”. Море как будто перестало существовать для меня. Меня призывала, тянула к себе только моя цель.

И вот я на месте. Я глубоко задышал, наслаждаясь минутой. Такой важный этап. Я вынул из кармана джинсов ключи. Несколько дней назад Эрин дала их мне. Но сейчас символ развернулся во всю свою полноту. Я обладал ключом, ключом от нашего дома. Я улыбался, как дебил. Но все-таки я бросил взгляд на океан и на баржу, где провел последние два месяца.

Затем я распахнул дверь и сразу услышал детские голоса на третьем этаже. Моя улыбка стала еще шире, если такое возможно. Дус кинулась ко мне, я гладил ее по голове. Собака встречает меня на пороге моего дома. С ума сойти…

– Вот и я! – для порядка объявил я.

Эрин уже стояла передо мной, сияя, и ее улыбка, как всегда, сбивала меня с ног.

– Я немного застряла в “Одиссее”, – поделилась она. – Терраса была переполнена. У меня гора свалилась с плеч, когда я увидела, что тебя еще нет. Я хотела быть здесь, когда…

Не избавляясь от своей поклажи, я закрыл дверь, подошел к Эрин и поцеловал.

– А вот и я, – повторил я. – С тобой. С вами.

Она отступила на шаг, внимательно рассматривая то, что я принес. Потом удивленно нахмурилась.

– Это все? У тебя больше ничего нет?

А ведь я ее подготовил, предупредил, что места для моих вещей не понадобится. Если их кто-то стеснит, то только я сам.

– Ну да…

– Надо будет добавить какие-нибудь метки твоего присутствия!

Я тяжело уронил на пол свою экипировку.

– Вот, пожалуйста!

Она расхохоталась.

– Больше ничего у меня в закромах не найдется, извини.

Ее смех стих, она чуть отступила, а ее лицо вдруг погрустнело. Я перешагнул через свое барахло и обнял ее.

– Гари… ты прямо с этой минуты будешь жить здесь?

– Да…

– Нужно что-то придумать… Иначе я буду приходить с работы и пугаться, что ничего не изменилось и я по-прежнему живу одна с детьми. Этот дом должен стать твоим, нашим общим домом. Чтобы я всюду натыкалась на тебя.

– Я же тебе говорил, что у меня больше ничего нет… никаких сувениров или талисманов, которые я бы таскал за собой.

– Ну да, говорил… но я не подозревала, что до такой степени… Понимаешь… мне будет казаться, что ты…

Она спрятала лицо у меня на груди,