Через двадцать километров после Вербы я въехал в Дубно. Было уже почти совсем темно, только на западе ещё можно было разобрать медленно гаснущую полоску заката. Я припарковался возле какого-то гастронома, купил себе булочек, слоек и упаковку ряженки, затем разложил всё это на пассажирском сиденье и попытался, жуя, разобраться по карте, как лучше ехать. Олыка находилась на перекрёстке второстепенных дорог в треугольнике «Луцк – Ровно – Дубно». Самой прямой дорогой от Дубно до Олыки было выехать из города по Е40, свернуть на Е85, затем через пятнадцать километров свернуть направо на просёлочную дорогу, через тринадцать километров, на развилке, свернуть ещё раз направо, затем, через километр, – налево, где через мост через реку и два поворота должна быть Олыка, шестнадцать километров. К несчастью, я понятия не имел, насколько точна моя карта и насколько проездными в это время года были местные просёлочные дороги.

Я доел и ещё раз позвонил Вербе.

– Ну что, ты уже здесь? – спросила она.

– Я в Дубно.

– Что ты так долго?..

– Ничего себе долго – да я летел просто! Мне до Олыки километров сорок осталось.

– Приезжай!

– Я звоню спросить, как тебя там искать-то? Ты сама где?..

– Да я тут в столовой какой-то… ну… давай так – через полчаса я буду ждать тебя у входа в клинику. Знаешь, где это?

– Хм… что-то мне подсказывает, что найду.

Я бросил телефон на сиденье, ещё раз внимательно просмотрел мой маршрут по карте, и поехал.

Верба стояла в темноте возле центрального входа в клинику, закутанная в свой серый плащ, и торопливо курила. Её красивые пальцы слегка дрожали и сжимали сигарету чуть сильнее, чем это делают привычные пальцы курильщика.

– Ты куришь? – спросил я.

Она вскрикнула:

– А! Тьфу, ты меня напугал. Ты как появился так незаметно? Что, пешком из Дубно пришёл?

– Я машину поставил… здесь… в общем, недалеко. По Олыке в темноте ездить невозможно совершенно. Ну, давай рассказывай, что тут такое.

– Да ничего. То есть буквально – на всю Олыку, кроме этой больницы, – Верба кивнула на синюю вывеску «Волинська обласна психіатрична ликарня № 2», – ничего больше нет, это градообразующее предприятие. В советское время тут были колхозы или совхозы какие-то, я не поняла. Ещё был цех, тоже сельскохозяйственный, плодоконсервный, что ли. Сейчас в Олыке какое-то агротоварищество и ЧП по выпуску сухих смесей. Всё. Гостиниц тут никаких нет и не было никогда, ни библиотек, ни архивов, ничего, даже поесть толком тут негде.

– Я понял. Рассказывай про больницу.

Верба набрала воздуха в лёгкие, затем испуганно оглянулась по сторонам. Вокруг никого не было. Где-то в отдалении лаяла собака, и если бы не она, то стояла бы совершенно мёртвая тишина. Ночь накрыла Олыку, будто пуховым одеялом.

– У тебя фонарик есть? – тихо спросила Верба, раздавила носком туфли свой окурок и посмотрела на меня.

– Есть, – кивнул я, – ещё пинцет есть и сапёрная лопатка. Но всё остальное я в отеле оставил, так что если копать надо, то, боюсь, ничего не получится.

– Нет, – тихо сказала Верба, – копать не надо. Идём.

Я пошёл за ней.

Мы обошли большое прямоугольное здание, которое я окрестил про себя «главным корпусом», прошли через какой-то садик, затем мимо полуразрушенных домов и снова через какую-то посадку – то ли сад, то ли парк. Фонари не светили, но над головой висел неожиданно большой и яркий диск полной луны, озарявший всё голубоватым светом. В итоге мы подошли к мрачному холму, из которого торчали остатки могучих кирпичных стен. Верба ещё раз оглянулась по сторонам и, внимательно смотря себе под ноги, полезла вниз, в какую-то яму с не по-осеннему буйной растительностью. Я начал осторожно спускаться за ней. При ближайшем рассмотрении оказалось, что с двух сторон яма была ограничена кирпичными сооружениями: с одной стороны сплошной стеной, с другой – какой-то аркой. Мы воспользовались пологим спуском, обильно засыпанным мусором. Похоже, мы приближались ко входу в каземат одного из разрушенных бастионов крепости.

– Вот тут, – сказала Верба почти шёпотом и показала рукой в самый угол.

Я огляделся, затем прислушался: вокруг – ни единого звука и никакого движения. Я посветил фонариком и посмотрел в ту сторону, куда показывала Верба. Из залитой прошедшими дождями и присыпанной землёй мусорной кучи луч фонарика выхватил торчащую человеческую кисть.

Я выключил фонарик.

Посмотрел на Вербу.

Огляделся по сторонам и снова прислушался.

Мы были одни.

Я снова включил свет и нагнулся над кистью. Да, это человеческая рука, сомнений быть не могло. Аккуратно расчистив мусор, я обнаружил всю руку в чёрном кожаном рукаве до самого плеча, а затем увидел и голову. Верба вскрикнула.

– Тихо, – сдавленно прошипел я и продолжил осмотр.

Как любому копателю, мне приходилось видеть много трупов, но они были на гораздо более поздней стадии разложения. Собственно, раньше я видел одни кости, в лучшем случае – мумии. Здесь же передо мной совершенно точно был свежий труп – от него шла невыразимая вонь, ударившая мне в нос после того, как я стащил с него очередной мусорный пакет. Если присмотреться, можно было увидеть червей, – проворные маленькие дряни уже делали своё дело, явно планируя успеть уничтожить остатки мягких тканей быстрее, чем здесь появится милиция. Я осторожно проверил карманы куртки, они были пусты.

Я зашёл сбоку, достал из своего кармана носовой платок, прикрыл им нос и попытался разрыть мусорную кучу ещё глубже. Не прошло и минуты, как слева от первого трупа я нащупал что-то твёрдое, что на поверку оказалось плечом второго. Под полуразложившейся кучерявой головой валялись очки – три или четыре диоптрии. Карманы его куртки также были пусты. Я раскопал их туловища и ноги и обратил внимание, что первый труп был явно выше второго.

Это были Дылда и Заика.

Прости, Влад.

Я уже ничем не смогу им помочь.

Я выключил фонарик, поднялся, убрал платок от лица и вдохнул ночной воздух.

– Идём отсюда, – тихо сказал я Вербе.

Мы вылезли, огляделись, чтобы убедиться, что мы по-прежнему одни, и молча вышли в какой-то проулок под свет одинокого уличного фонаря.

– Рассказывай, – сказал я.

– Да нечего рассказывать. Я покрутилась тут немного и поняла, что если здесь действительно жила Русалка, то она могла остановиться только в клинике. Пошла осмотреться. Тут, в общем-то, люди все приветливые, на территорию пускают без проблем, но какие-то настороженные все. Будто знают, что ты им зла не желаешь, но всё равно гадостей ждут. С вопросами о том, где можно переночевать, сразу отсылают к кастелянше.