– Что не к добру?

– Всё не к добру. Зря я согласилась тогда. Зря заключила этот договор. Подкупили меня эти рассказы про потерянных родственников…

– …и деньги… – добавил я.

– И деньги тоже. Ох не надо было, не надо было. – Она перекрестилась, повернувшись к иконе в углу.

– Ну что, – сказал я, – идёмте. Покажете нам, что там, в этой комнате.

– Нет-нет – перепуганно замотала она головой, – я не пойду, я не пойду. Месяц не закончился ещё. Я не пойду.

– Послушайте, – я сделал грозное выражение лица, но она меня перебила:

– И не пойду, и ни за что! Я вам ключ дам. Сами идите. А я туда не войду до конца месяца ни под каким предлогом!

И она, и её бородавка были настроены чрезвычайно решительно, так что я не стал настаивать.

Мы взяли ключ. Медсестра, которая привела нас сюда, пошла впереди, показывая дорогу. Мы поднялись на второй этаж по скрипучим деревянным ступеням, прошлись ещё по одному коридору, повернули за угол. Впереди были точно такие же, как и раньше, ряды крашеных дверей по обеим сторонам. Ничего необычного.

– Вот эта, – показала медсестра и быстро пошла назад – спустя секунду я услышал скрип ступеней лестницы.

Я посмотрел на Вербу.

– Открывай, – сказала она, – чего тянуть? Вряд ли мы там увидим что-то такое, чего мы ещё не видели.

Я вставил ключ в замочную скважину и провернул. Раздался громкий щелчок. Я провернул ещё раз – раздался ещё один щелчок. Ключ упёрся, дальше провернуть было нельзя. Я взялся за дверную ручку, набрал в грудь побольше воздуха и открыл дверь.

Свет от лампы из коридора упал на дощатый деревянный пол и на стоявший посреди комнаты стул. Я протянул руку и пошарил по стене – выключателя не было. Я сделал шаг внутрь, обогнул дверь и тут же нашёл выключатель с другой стороны.

Включил свет.

Прищурился.

И огляделся.

Я стоял посреди небольшой стандартной комнаты, очень напоминавшей ту, где мы только что разговаривали с кастеляншей. Возле стены – кровать, возле другой – стол, между ними – тумбочка. И почему-то посредине комнаты – стул. На столе и на тумбочке находилось несколько бытовых мелочей – настольная лампа, кипятильник, рулон туалетной бумаги, но ничего такого, что можно было бы счесть чьими-то личными вещами.

Я выдохнул.

– Ну что, – сказала Верба и медленно пошла за мной, – как я и говорила, ничего тут нет. Русалка уехала отсюда на…

Уже войдя в комнату, она вдруг зацепилась ногой за неровный порожек и с размаха, ударившись головой о стул, грохнулась на пол.

Я бросился к ней.

– Верба! Всё в порядке?

Она, вероятно, была в сознании, потому что, когда я осторожно взял её за плечи, она оперлась о пол локтями. Затем она медленно встала на колени и, пошатываясь, поднялась на ноги. Медленно оглянулась и посмотрела на меня.

Я почувствовал, что у меня желудок подкатился к горлу: на меня смотрела не Верба.

Нет, конечно, это было то же лицо, те же волосы, тот же плащ – уж плащ-то точно не изменился. Но вот выражение этого лица, неуловимые детали в разрезе глаз, морщинах, характере дыхания были чужими. На меня смотрел совершенно незнакомый мне человек.

Верба – или, вернее, тот человек, который был теперь вместо неё, – попыталась сделать шаг и чуть не упала опять. Я подхватил её.

– Хрм… ахрмрмх… – Казалось человек не в силах заговорить. Он долго откашливался, затем произнес глухим голосом: – Помоги мне сесть.

Я посадил её на стул, и она моментально оперлась о спинку и свесила голову набок.

Я отошёл к кровати и осторожно присел на краешек. Затем посмотрел на неё и увидел, что она всё время следит за мной краем глаза, не выпуская из поля зрения ни на мгновение. Увидев, что я это заметил, она криво усмехнулась.

– Ты кто? – спросил я. – Где Верба?

– Ай! – Она отмахнулась. – Было бы из-за чего переживать. Мне бы твои проблемы.

– Русалка? – недоверчиво спросил я.

Она опять криво улыбнулась и размашисто кивнула.

– Будем знакомы, Клёст. Жаль, выпить за знакомство нечего.

– Где Верба? Куда она делась?

– Ай! – Она опять отмахнулась. – Да верну я тебе твою Рамзесиху, не переживай. Верну. Никому она не нужна.

Она сделала несколько глубоких вдохов и осторожно встала. В этот раз у неё получалось явно куда лучше, чем в первый. Она медленно прошлась по комнате – к двери, затем в противоположную сторону, к окну, и назад, к стулу. Она шла достаточно уверенно, но была в каждом её движении какая-то неловкость, словно она надела ботинки, которые ей жмут, и рубашку на три размера больше, в рукавах которой сейчас запуталась. Она подошла к стулу и оперлась двумя руками о спинку.

– Должна сказать, что я под впечатлением, – сказала она, – у меня ушло пятнадцать лет на то, чтобы пройти весь этот путь от начала до конца. Пятнадцать, мать их, долгих лет. И мне невероятно завидно видеть, как ты повторил его всего за несколько дней. Мой отец, чёрт возьми, совсем не зря потратил свои деньги, сколько бы он тебе ни заплатил.

– Послушайте, – сказал я, стараясь излучать миролюбие, хотя чувствовал, как меня трясёт, – нам надо ехать. Ваш отец заплатил мне за то, чтобы я нашёл вас, и я… – Я засунул руку в карман, чтобы достать мобильный телефон, но она меня перебила:

– Не вздумай звонить отцу. Позвонишь ему – и всё, Рамзесиху свою не увидишь больше, понял?

– Понял, – недоумённо сказал я.

– Ты что, думаешь, отец обо мне заботится? Думаешь, что он так любит свою дочурку, что ах, она выбросилась из окна и он теперь места себе не находит? Так, что ли?

Я молчал.

– Ты должен понять о моём отце одну вещь, – агрессивно проговорила она, – он никогда, нигде и ни при каких обстоятельствах не заботился ни о ком, кроме себя. Ни о ком. Ему никто больше не нужен и никто не интересен. Ты понял?

– Да, – кивнул я, – я понял, не надо повышать на меня голос. Ну тогда говорите вы: что теперь? Я искал вас. Я прошёл довольно долгий путь от вашей квартиры до этой комнаты только ради одного этого момента. И вот вы здесь. Что дальше? Что будем делать?

– Спать. – Она обошла стул и грузно плюхнулась на него.

– Спать?

– Да, спать. Я добралась сюда из Одессы без тела – ты думаешь, это легко? Попробуй как-нибудь. Я устала как собака. Это не считая того, что я уже отвыкла таскать шестьдесят килограммов мяса с костями…

Она потянулась и криво зевнула.