Подняв таз и опустив голову, я тянусь, выполняя упражнение «собака мордой вниз». Как же давно я не занималась йогой. Я и забыла, насколько это здорово. Выдыхаю, перехожу в позу эмбриона. Напряжение покидает тело, дыхание становится медленным и ровным. Музыка, звучащая из док-станции для айпода, окатывает меня, словно набегающие волны, а из раскрытого окна дует теплый ветерок. Я делаю глубокий вдох, готовясь перейти в позу кошки.

Раздается громкий стук во внешнюю дверь, и я с трудом сдерживаю раздражение. Снова фокусируюсь на дыхании, стараюсь восстановить внутреннее спокойствие. Закрываю глаза. Слушаю волны музыки. Кто бы там ни был, он уйдет. Следуют несколько секунд тишины, а потом стук возобновляется. Я на коленях подползаю к окну, поднимаю руки, чтобы опустить раму. Опять стучат. Я бросаю взгляд вниз. Цепенею, узнав руку, которая молотит в дверь. Мои руки так и застывают в воздухе.

– Дэн! – Я выпаливаю его имя, прежде чем успеваю себя остановить. Он поднимает лицо, бледное и небритое. – Как ты узнал, что я здесь?

– Я позвонил Эсме.

– Она тебе сказала?

– Она сказала, что не видела тебя, но говорила со мной очень грубо. Я ей не поверил.

– Чего ты хочешь?

– Можно мне войти?

– Нет. Мне нечего тебе сказать.

– Тогда просто послушай. Прошу тебя, Грейс.

– Нет.

– Я люблю тебя.

Я ловлю эти слова и комкаю их, а потом бросаю обратно в новой форме:

– Я тебя ненавижу.

– Неправда, и я не уйду, пока не скажу то, что пришел сказать.

– Дело твое. – Я пытаюсь опустить оконную раму, но ее заклинивает, и приходится раскачивать ее влево-вправо, чтобы медленно задвинуть. Стоящий внизу Дэн умоляет его впустить, и я чувствую, что лицо у меня пылает. При закрытом окне его голос слышится слабее, и я задергиваю занавески, сажусь на пол, скрестив ноги и прислонясь спиной к радиатору. Конечно, мне интересно услышать, что же он хочет сказать, но я не шевелюсь и не впускаю его.

В комнате темнеет, хотя сейчас только два часа, вспышка молнии освещает полумрак, а за ней грохочет гром. Дождь хлещет по окнам, и я раздвигаю занавески, выглядываю вниз, на мрачную улицу. Засунув руки в карманы, Дэн переминается с ноги на ногу, мокрые волосы облепили голову. Мимо проносится белый фургон, и Дэна обдает волной воды. Он отплевывается, вытирает глаза.

– Пожалуйста, – шевелит он губами, заметив меня в окне.

Я колеблюсь, киваю, натягиваю толстовку с капюшоном, провожу щеткой по волосам и открываю дверь.

Дэн сдергивает с себя футболку и крепко растирает тело полотенцем. Я занимаю себя тем, что несу чайник под кран, хотя знаю, что там и так довольно воды для чая. Не хочу смотреть на грудь Дэна. Видеть родинки, которые целовала, плечи, на которых плакала. Ставлю кружки на кофейный столик и усаживаюсь на противоположном от него конце дивана. Между нами нарастает молчание, наполняя комнату, высасывая воздух. Я покусываю щеку. Не хочу заговаривать первой. Спокойно выслушаю, что хочет сказать Дэн, а затем гордо, с достоинством его провожу.

Дэн осушает кружку. Откидывается на спинку дивана. Закладывает руки за голову, выставив в стороны локти. Возможно, он выглядит расслабленным, но его правое колено подергивается вверх-вниз, и я понимаю, что творится у него внутри. Он прокашливается.

– Мое поведение было непростительным.

– Что именно? То, что ты позволил мне поверить, что я нашла сестру Чарли, или то, что притащил в наш дом свою любовницу?

– Она никогда не была моей любовницей, Грейс. Это был единичный случай. Ошибка.

– Ошибка, за которую я заплатила. Ты убил мою кошку, разрушил наш дом. Я чуть не погибла. Ты этого хотел? Избавиться от меня?

Дэн выглядит ошеломленным.

– Нет. Не хотел. Я хочу…

– Мне наплевать, чего ты хочешь. – Мне надоели его извинения.

– Я тебя не виню…

– Очень великодушно с твоей стороны.

– Грейс, пожалуйста…

– Пожалуйста что? Пожалуйста, прости меня, хотя я лживый, неверный ублюдок? Зачем… ты… пришел? – Пульс у меня учащается. Я подаюсь вперед. – Какого хрена тебе надо? – По моим жилам течет расплавленная лава.

– Поговорить, – произносит он тихим и спокойным голосом.

– Не хочу слушать! – Я боюсь того, что он может сказать, но одновременно мне отчаянно хочется услышать. Я не знаю, что делать.

– Тогда зачем ты меня впустила? Послушай, я знаю, что был… – Его голос надламывается. Он делает вдох, начинает снова: – Я знаю, что был идиотом.

Я киваю. Это по крайней мере правда.

– Когда умерла Чарли, ты стала такой обособленной. Такой отдельной. Я не знал, как до тебя достучаться.

– Прости, пожалуйста, что моя лучшая подруга умерла, она… – Мой голос сочится сарказмом.

– Ведь она была не только твоей подругой, не так ли, Грейс? Но мои чувства не имели значения. Главное, что чувствовала ты.

Я молча откидываюсь назад.

– Я не говорю, что это было плохо. Знаю, смерть Чарли всколыхнула в тебе воспоминания об отце. Тебе со многим надо было справиться, но и мне тоже.

Я верчу в руках бумажную салфетку.

– Вспомни, Грейс. Вспомни, как это было. Ты полностью отгородилась от всего. Я старался поддерживать тебя эмоционально, вести хозяйство, готовить – а ты знаешь, как дерьмово это у меня получается. Я боялся брать отгулы, потому что у нас шли сокращения. Я не знал, вернешься ли ты когда-нибудь к работе, и боялся, что у нас останется только одна моя зарплата. Я был в таком напряжении.

– Ты никогда ничего не говорил, – бормочу я.

– Ты никогда не спрашивала, каково мне. Ни разу.

Я поднимаю голову, и его глаза, воспаленные, окруженные темными кругами, встречаются с моими. Те самые глаза, что наблюдали, как я расту, видели, как я горюю, любовались моим обнаженным телом.

– Прости, – говорю я искренне. – Но… Анна…

– Анна для меня ничего не значила. Она подавала пиво и слушала, и мне было приятно, что кто-то меня слушает. Что есть возможность поговорить о Чарли, а она вроде заинтересовалась…

– Заинтересовалась тобой.

– Все было не так. Не надо было мне…

– Ее трахать.

– Да.

– Дэн, почему Чарли так неожиданно уехала, когда нам было восемнадцать лет? Что она хотела сказать той запиской? За что она просила прощения? Я знаю, что спрашивала тебя раньше, но если ты что-то утаиваешь, то должен мне сказать.

Дэн в замешательстве морщит лицо.

– Я не знаю. Но…

– Почему ты поселил Анну у нас в доме? – Я выстреливаю в него вопросами, не давая ему времени подумать. Обычно, когда Дэн лжет, он молитвенно складывает руки, но сейчас его ладони спокойно лежат на коленях.