Я звоню дедушке из поезда, чтобы сообщить ему, что еду домой, но он не отвечает. Через несколько минут от него приходит эсэмэс.

Я спрашиваю: «Вам что-нибудь нужно?»

Я решаю не сообщать им, что возвращаюсь. Как бы скверно себя бабушка ни чувствовала, она непременно встанет и сменит постельное белье, скорее всего испечет кекс. Дам им отдохнуть и забегу завтра. Будет приятный сюрприз. В любом случае, мой коттедж кажется пригодным для житья. Нижний этаж закончен. Дедушка наблюдает за ремонтом, поторапливая уборщиков и маляров. Называет себя начальником строительства. Бабушка каждое утро собирает ему пластиковый контейнер булочек и овсяных лепешек, чтобы задабривать рабочих.

Я откидываю голову назад, закрываю глаза, ощущаю, как тело вибрирует вместе с поездом. Мне понятно, почему детей убаюкивает движущийся транспорт. Кажется, проходит всего несколько секунд, и моя голова дергается вверх, словно я получила небольшой удар током. Поезд стоит. Я вытираю рот, надеясь, что не пускала слюни, потягиваюсь и узнаю за окном вывеску с названием станции.

– Черт! – Хватаю чемодан, спускаюсь вниз по ступенькам. Я дома. Застегиваю молнию на куртке, присаживаюсь на скамейке и вызываю такси.

Возле квартиры Эсме в Лондоне всегда шумно: стрекот сушилок из расположенной внизу прачечной, проносящиеся под окном машины – даже в самый глухой ночной час слышится звук сирен, какие-то парни, возвращаясь домой, громко окликают друг друга, пинают по дороге пустые жестянки. В деревне же, напротив, тишина и покой, словно произошел зомби-апокалипсис, и все жители сбежали. Большинство домов погружены во тьму.

Поздно, но я не устала и прошу водителя такси высадить меня у дома Лекси. Если ключ по-прежнему спрятан в том же месте, я смогу разыскать ее ночную рубашку и туалетные принадлежности, какие-нибудь бульварные журналы, которые ее занимают, и взять их с собой, когда пойду к ней. Фонарик в телефоне освещает гнома-рыболова Брайана, унылого и облупившегося, с неизменной гримасой. Вокруг его основания наросли сорняки, и мне приходится сильно дернуть, чтобы высвободить фигурку. Серебристый ключ все так же находится под ней, и я верчу в руке холодный металл, прежде чем отпереть дверь.

Щелкаю выключателем – под слабой электрической лампочкой танцуют пылинки – и направляюсь прямиком на второй этаж. Дверь в комнату Чарли приотворена, и я борюсь с искушением просунуть туда голову, понимая, что теперь это комната какого-то чужого человека. Комната Лекси почти не изменилась: все так же повсюду разбросана одежда, прямо как в те времена, когда мы наряжались здесь в ее тряпки. Я помню, как Чарли напяливала на себя мини-юбку из лайкры и топ в виде лифчика, набивая чашечки туалетной бумагой. Посмотри на меня, дорогая, я феерична. Я ожидаю от себя жгучих слез, комка в горле – но вместо этого улыбаюсь при этом воспоминании.

Под подушку у Лекси засунута крохотная черная шелковая комбинация, отделанная кружевом, и я выдвигаю ящики, стараясь найти что-то более подходящее для больницы; что-нибудь, что хотя бы прикроет ей зад. Одежда в ящиках аккуратно сложена, почти не ношена, и я нахожу большую белую футболку, на которой спереди жирными черными буквами написано «РАССЛАБЬСЯ». На полу сумка из дерюги, и я кладу туда футболку, добавляю чистое белье и туалетные принадлежности, последний номер «Космополитена», а еще, поскольку это Лекси, – губную помаду и щетку для волос. Я уже собираюсь уходить и начинаю закрывать за собой дверь, когда вспоминаю о тапочках. Под кроватью у Лекси не было ничего такого, и я пытаюсь вспомнить, видела ли я ее когда-нибудь в шлепанцах. Мне кажется, что нет, но я помню, что бабушка покупала ей какие-то мокасины на Рождество. Готова поспорить, что ими никогда не пользовались.

Вернувшись наверх, я отодвигаю дверцы шкафа и отступаю назад, потому что с верхней полки на меня вываливается груда одежды. Я складываю ее назад аккуратной стопкой, а потом встаю на коленки и ищу коробку с тапочками. В глубине шкафа несколько обувных коробок, и я осторожно их вытаскиваю, снимаю крышки. Некоторые туфли выглядят совсем новенькими: красные, блестящие, на шпильках с перепонками, плоские золотые сандалии с высокой шнуровкой. Я снимаю крышку с последней коробки. Оттуда вываливаются и сыплются на пол бумаги. Я собираю их в пачки и засовываю обратно, когда замечаю свидетельство о рождении и разворачиваю его. ШАРЛОТТА ЭЛИЗАБЕТ ФИШЕР, РОДИЛАСЬ 1 СЕНТЯБРЯ 1990 г. МАТЬ – АЛЕКСАНДРА КЛЕР ФИШЕР. ОТЕЦ – ПОЛ МАЙКЛ ЛОУСОН. Я заботливо складываю документ так, как он был сложен, но затем замечаю идентичную кремовую бумагу. Я думаю, что это, должно быть, свидетельство о рождении Лекси, но, прочитав имя, не могу поверить своим глазам.

АННАБЕЛЬ ЛОРА ФИШЕР, РОДИЛАСЬ 1 СЕНТЯБРЯ 1990 г. МАТЬ – АЛЕКСАНДРА КЛЕР ФИШЕР. ОТЕЦ – ПОЛ МАЙКЛ ЛОУСОН.

Та же дата рождения, что и у Чарли. Аннабель. Белль. Она реальна. Воображаемая подруга Чарли. Белль.

Аннабель. Белль. Сестра Чарли.

Анна.

Я переворачиваю обувную коробку, и на вытертый ковер высыпаются письма. Я хватаю то, что ближе ко мне, вытаскиваю листок из конверта.

Читаю следующее.

Я чувствую себя так, словно кручусь на карусели. Голова кружится, и я не могу толком сосредоточиться. Опускаюсь на пятки. Анна. Аннабель. Белль. Я звоню Лекси на мобильный. Это не может ждать до утра, но меня переадресовывают на голосовую почту. Звоню прямо в больницу. Говорю им, что это срочно, что мне надо увидеть Лекси или хотя бы поговорить с ней, но, когда они спрашивают, кто я такая, я запинаюсь, заикаюсь, а потом удрученно даю отбой. Следовало подготовить легенду. Я никогда не умела врать. Не то что Лекси. Не то что Анна.

В кухне пахнет протухшей едой, но мне наплевать. Стол захламлен, и я смахиваю на пол груды неоплаченных счетов, флаконы с лаком для ногтей и пустые сигаретные пачки. Ударившись об пол, разлетается на мелкие кусочки пепельница, осколки стекла усыпают пол, как конфетти, но я их не убираю.

В холодильнике пусто, в морозилке я нахожу водку. Ополаскиваю стакан и захожусь в кашле, когда ледяной алкоголь обжигает грудь. Только прикончив наполовину второй стакан, я сажусь, изучаю почтовые штемпели на конвертах и раскладываю письма в хронологическом порядке. Читаю самое раннее.